Особенно,... 
186 
– Что значит – куролесили?
– О господи! – Мать подняла глаза к небу. – В каком веке ты обитаешь? Ты живой вообще?
– Конечно, живой, – обиделся я. – Нет, я догадываюсь, что это некая форма… – я замешкался, подбирая слово, – интимной близости…
– Да целовались они. Но чем дальше в лес… В молодости легко теряешь голову, а ей всего пятнадцать. Правда, парень милый. Очень воспитанный. Лицом смахивает на парнишку из группы «Уэстлайф»[68]. Будь я лет на шестьдесят моложе, я бы сама им занялась! – Мать рассмеялась. – Ладно, как там на работе? Что без меня творится в парламенте?
– Да ничего особенного. Все спокойно. Потихоньку готовлюсь к пенсии.
Мать замотала головой:
– Нет, я не разрешаю. Я еще не такая старая, чтоб заиметь сына-пенсионера.
– Осталось два года. А потом все.
– И чем займешься?
– Бог его знает. Может, попутешествую, если сил хватит. Хотелось бы посмотреть Австралию, но я не уверен, что в своем возрасте выдержу такую поездку.
– В прошлом году один мой приятель, тоже серебряный серфер, поехал в Австралию. У него дочь живет в Перте.
– Хорошо съездил?
– Нет, в самолете его хватил инфаркт, обратный перелет из Дубая он совершил уже в гробу.
– Отличный пример, – сказал я. – Вдохновляющий.
– Ему не стоило ехать вообще. Он уже перенес четыре инфаркта. Косая только и ждала случая. Он был дока в электронных таблицах. И в почте. А вот тебе надо ехать. И взять с собою меня.
– Правда? Ты бы отправилась в Австралию?
– За твой счет – охотно.
– Дорога ужасно долгая.
– Говорят, первым классом добираться весьма комфортно.
Я улыбнулся:
– Ладно, я подумаю.
– Увидели бы Сиднейскую оперу.
– Наверное.
– Взобрались бы на мост Харбор-Бридж.
– Это без меня. Я боюсь высоты. Да и не пустят меня с костылем.
– Тебе не говорили, что ты состарился раньше срока?
В Лимерике села молодая пара, занявшая места через проход от нас. Похоже, эти двое крепко поругались и лишь на время взяли передышку, дабы не привлекать внимания. Она буквально кипела, он прикрыл глаза и сжал кулаки. Контролер проверил их билеты и прошел в следующий вагон. Парень, с виду лет тридцати, достал из рюкзака банку «Карлсберга». Когда он ее вскрыл, на спутницу его попала капелька пены.
– Не можешь потерпеть? – спросила женщина.
– А зачем? – Парень приложился к банке и сделал добрый глоток.
– Хоть бы в кои-то веки ты не нажрался еще до шести часов.
– И ты бы каждый день нажиралась, если б жила с такой бабой.
Мы с матерью переглянулись, она кусала губы, стараясь не засмеяться.
– Здесь не курят. – Женщина буравила взглядом спутника, доставшего табак и папиросную бумагу. – Ты в поезде.
– Правда? А я думал, в самолете. Сижу гадаю, чего это мы не взлетаем.
– Да пошел ты!
– Дамы вперед.
– Сказано же, здесь курить нельзя! – повысила голос женщина.
– А я и не курю. Просто свернул на потом. – Парень покачал головой и обратился к нам: – И у вас полвека такая же бодяга?
Я на него уставился – он принял мать за мою жену что ли? Не зная, что сказать, я только мотнул головой и отвернулся к окну.
– Нынче в поездах очень удобно, верно? – Мать сделала вид, что ничего не произошло.
– Угу.
– Не то что раньше.
– Да?
– Я уж сто лет не ездила в поезде. Из дома-то я уехала автобусом. На другое не было денег.
– Тогда ты и познакомилась с Джеком Смутом, да? – спросил я.
– Нет, в автобусе я познакомилась с Шоном Макинтайром. Джек встречал его в Дублине. – Мать вздохнула и прикрыла глаза, на секунду переносясь в прошлое.
– Ты давно говорила с Джеком?
– Примерно месяц назад. Собираюсь съездить к нему.
Я кивнул. Каждый из нас подробно рассказывал о своей жизни, но ту почти тридцатилетней давности амстердамскую ночь мы обходили молчанием. Казалось, лучше о ней не говорить, хотя мы знали, что оба были действующими лицами той истории.
– Можно вопрос? – спросил я.
– Конечно. О чем?
– Почему ты так никогда и не вернулась? В смысле, в Голин, к родным.
– А как вернуться-то? Они же меня выгнали.
– Я понимаю, ну а позже? Когда страсти улеглись.
– Вряд ли что-нибудь изменилось бы. – Мать развела руками. – Отец мой был не из тех, кто меняет решение. Мать знать меня не желала. Несколько раз я ей писала, она не ответила. Братья – все, кроме, наверное, Эдди – всегда были на стороне отца, потому что каждый мечтал унаследовать ферму и боялся впасть в немилость. Покажись я на родине, отец Монро вытурил бы меня из поселка верхом на осле. А твой папаша и не думал мне помогать.
186 
