Особенно,... 
181 
– Да, пожалуй, – согласился я.
– И о нормальной семье.
– Смотря что понимать под словом «нормальная».
– Да ясно что – мамаша, папаша и детишки. Вы только не обижайтесь, Сирил. Я ничего не имею против вашей братии. Никаких предубеждений.
– Питер – человек широких взглядов, – подхватила Руфь. – Знаете, в восьмидесятые он нанимал на работу чернокожих. А тогда это еще не было модой. И платил им почти как ирландцам. Одного черного, – она понизила голос, – он пригласил домой на обед. Я слова не сказала.
– Что верно, то верно, – гордо сказал Питер. – Мне все едино – черный ты, белый, желтый или голубой, нормальный ты или пидор. Хотя, если честно, таких, как вы, я не понимаю.
– Почему? – спросил я.
– Трудно объяснить. Как это – мужик мужика? Я бы не смог.
– Да вам бы и не предложили.
– Не скажи! – Алиса ткнула меня в бок. – Для своих лет Питер еще очень даже ничего. К нему бы выстроилась очередь. По-моему, он похож на Берти Ахерна.
– Нет, ни капельки, – грустно сказала Руфь.
– Спасибо, Алиса. – Питер был явно польщен.
– А что, среди ваших детей геев нет? – поинтересовался я, и супруги вздрогнули, словно я со всей силы огрел их палкой.
– Нет! – хором сказали они, а Руфь добавила:
– Мы не такие.
– Какие? – спросил я.
– У нас с Питером другое воспитание.
– Однако ваш сын Джозеф готовит вкусную картошку, да?
– И что из этого?
– Ничего. Просто сказал. Я проголодался, только и всего.
– Скажите… – Руфь подалась вперед, – а у вас есть… как это… партнер?
– Нет, – я покачал головой, – партнера нет.
– Вы всегда жили один?
– Не всегда. Кое-кто был. Однажды. Давно. Он умер.
– Извините за вопрос – от СПИДа?
Я стиснул зубы.
– Нет. Его убили.
– Убили? – переспросил Питер.
– Да. Бандиты.
– Это еще хуже.
– Вот как? – удивилась Алиса. – Почему?
– Может, не хуже, однако на убийство никто не напрашивается.
– На СПИД тоже никто не напрашивается, – сказал я.
– Возможно, специально не напрашивается, но если на велике ты катишь против движения, жди, что тебя собьют.
– Вы абсолютно не правы! – выкрикнула Алиса. – Извините, но только дремучие люди так рассуждают.
– Я не обижаюсь, Алиса. Каждый говорит, как думает. И тогда мы останемся друзьями.
– Вот из-за таких взглядов все беды в мире.
– Наверное, можно перекусить в больничной столовой, – вмешалась Руфь.
– Что?
– Раз мы проголодались. Можно поесть в столовой.
– Там подают еще худшую гадость, чем та, которой кормят больных, – сказал Питер. – Давай поедем к Джозефу, а нам позвонят, если что. Картошку надо есть с пылу с жару. Джозеф еще предлагал всем вместе посмотреть «Звуки музыки». Это любимый фильм Стивена.
– Кто такой Стивен? – спросил я.
– Сосед его. Они большие друзья. Давно уже квартируют вместе.
– Понятно.
– Нет, уезжать нельзя, – сказала Руфь. – Потом ты не сможешь вести машину.
– С чего вдруг?
– Уж я тебя знаю, Питер Ричмонд. Как наляжешь на выпивку, так всё. И что будет? Ты лыка не вяжешь, а такси не поймать. Все таксисты сидят по домам с семьями. – Руфь помолчала, теребя губу. – Ужас, когда тебя убивают. Не дай бог.
Из дверей родовой палаты появился Лиам в голубой униформе медперсонала. Увидев нас, он расплылся в улыбке и широко раскинул руки:
– Я снова папа!
Все кинулись к нему. Я растрогался, когда он крепко меня обнял и посмотрел мне прямо в глаза.
– Как Лора? – всполошилась Руфь. – Всё в порядке?
– В полном. Через полчаса можно будет ее навестить.
– Кто у вас? – спросила Алиса.
– Мальчик.
– Уж постарайтесь, чтоб в следующий раз была девочка, – сказала Руфь.
– Дайте хоть небольшую передышку.
– Можно мне его увидеть? – спросил я. – Ужасно хочу подержать внука на руках.
Лиам вновь озарился счастливой улыбкой.
– Конечно, папа, – кивнул он. – Конечно, можно.
Джулиан Второй
В предвкушении жареной картошки Джозефа и «Звуков музыки», получивших восторженную оценку его соседа, Питер и Руфь отбыли первыми. Следом засобиралась Алиса, а я, желая побыть с Лиамом, сказал, что подъеду чуть позже, но еще до того, как Сирил Второй изготовится делить индейку.
– Ты ведь не вздумаешь увильнуть, а? – Алиса сверлила меня холодным взглядом наемного убийцы.
– С какой стати?
– Есть в тебе этакая черта.
– Неправда. Я никогда не увиливаю. Просто, бывает, не остаюсь до конца мероприятия.
181 
