— А почему?
— Чтобы был повод оставаться дома, есть жареную кукурузу и сидеть у пылающего камина.
— А тебе не будет стыдно за такое сибаритство? Мне еще прописан облегченный режим, поэтому я вправе понежиться дома.
— Еще целых две недели.
— Да, а потом снова бери хлыст в руки и погоняй отчаянную команду.
Бетси усмехнулась.
— Монк и компания не нарадуются, как им было хорошо жить без твоих указаний.
— Ты что, смеешься? — возмутился Джон. — Монк оказался таким тираном, что мне и не снилось подобное. Только вчера Френч и Боулинг упрашивали меня возвращаться скорей.
— Что ты им сказал?
— Правду. Сказал, что моя страстная женушка не выпускает меня из рук, а долг мужа — покоряться ей.
Бетси дернула его за кольцо волос на груди.
— Поосторожнее, леди! Это грудь «очень важной персоны», а вы с ней так грубо обращаетесь.
После пожара в здании бывшего торгового дома и еще в трех местах, которые были связаны друг с другом волею преступников, власти сделали необходимые выводы, а Джон превратился в героя дня. Не только из-за попытки вызволить из огня самого знаменитого горожанина, оказавшегося соучастником преступления, но и потому, что пожарные команды продемонстрировали умение и отвагу. Благодаря их мужеству центр города был спасен от верной гибели.
— Тебя не раздражает, что многие в Грэнтли не хотели замечать твоей персоны, когда ты приехал, а теперь возносят до небес и набиваются в друзья?
Джон задумался и откровенно ответил:
— Иногда раздражает. Но ведь такова противоречивая человеческая натура, не так ли?
— Просто ты в отличие от меня умеешь прощать.
Слова Бетси невольно задели ранимую душу Джона.
— Мы оба знаем, что это не так, — сказал он, вздохнув.
Бетси нежно дотронулась до его скорбно сжатых губ.
— Я думала, мы покончили с прошлым еще в госпитале. Чувство вины больше не должно угнетать. Ты с лихвой искупил ее, Джон, даже если она и была. Да, искупил, мой родной.
— Чувство вины никогда не покинет меня, Рыжик. Оно навсегда со мной где-то здесь, в сердце.
Бетси подняла к нему лицо, поцеловала любимую ею ямочку на волевом подбородке.
— Я тебе говорила, что люблю тебя?
— Последние четверть часа не говорила. Нет.
— Ну так вот. Я люблю тебя. И я намерена твердить эти слова всякий раз, когда у тебя появится отрешенный застывший взгляд, и я узнаю, что ты опять казнишь себя.
— Постараюсь прислушиваться к тебе, мой дорогой психолог, — печально продолжил Джон. Его рука, гладившая ее прелестные кудри, слегка дрожала и была необыкновенно нежна.
Бетси провела пальцами по его груди, спускаясь все ниже и ниже, зная, как возбуждают Джона эти прикосновения. Он надолго приник к ее губам, и они предались всем прелестям разделенной любви…
— Рыжик, — сказал умиротворенный Джон, глядя в лицо жены, по-моему, ты полнеешь. Хороший признак. Это происходит, когда на душе спокойно.
— Не беспокойся, моя полнота — временная, — таинственно прошептала она.
Мохнатые брови Джона медленно поползли вверх.
— Слишком много рождественских угощений? Виновата стряпня тети Бриджет?
— Не совсем.
— Нет? Тогда…
Джон замер на полуслове. Он смотрел на Бетси с безграничным удивлением, так, как будто видел ее впервые.
— Ребенок?!
— Только один, надеюсь.
Неистовая радость, озарившая лицо Джона, растрогала Бетси. В горле встал комок, глаза наполнились слезами счастья.
— Но ты говорила, что хочешь подождать.
— Я немножко схитрила. Ты рад?
У него перехватило дыхание. Джон с трудом вымолвил:
— Я уже люблю его, Рыжик. И я люблю тебя.
Бетси заключила мужа в объятия и с величайшей нежностью частыми поцелуями смахнула слезинки, дрожавшие на его прямых стрельчатых ресницах.