Особенно,... 
54 
— Этот недомерок ни за что не смог бы все устроить сам, в одиночку. Совершенно не тот человек. Понимаете?
— Прекрасно понимаю, — столь же тоскливо сказал Мазур. — Ничтожество, не имевшее ко всему этому никаких возможностей…
Он не сомневался, что полковник прав. Конечно, во всех уголках света именно такие вот плюгавые ничтожества порой — жуткие ревнивцы. Сплошь и рядом у них хватало духа укокошить неверную супругу, а то и любовника, застукав обоих на горячем. Однако возможности у таких вот ничтожеств крайне ограничены, и потому в ход идут совершенно другие средства, гораздо проще: кухонный нож, топор, паршивенький подержанный пистолетик в лучшем случае. Сейчас все выглядело совершенно иначе. Никак нельзя поверить, что тот плюгавый недомерок, чья жизнь уже изучена, начиная со школьных лет, смог бы все это проделать — ну, разве что выследить изменницу и определить квартиру. Но все остальное… Раздобыть суперфотокамеру, каких и в здешних-то спецслужбах не так уж много, достать где-то пистолет новейшего образца, каких в стране едва дюжина сыщется у людей типа Мтанги, Принцессы либо командира элитного парашютного батальона… Ну, правда, он мог, украдкой стащив ключи из сумочки жены, определить нужный и заказать дубликат, но вот все остальное, как уже говорилось…
Кто-то за всем этим стоял — нехилые профессионалы, смело можно предположить, не опасаясь обвинений в излишнем полете фантазии. Только профессионал мог бы все так тщательно подготовить — раздобыть такую камеру и такой пистолет, тайно проникнуть в квартиру, мастерски установить камеру. Ну, а потом они пришли к крысенышу, рассказали все, показали толстую пачку фотографий, дали пистолет и наводку на квартиру. Возможно, они ему сказали, что представляют высокопоставленных и влиятельных врагов Лавуты и потом наймут хороших юристов — да впрочем, и так на стороне крысеныша было бы и общественное мнение, и присяжные. В силу стародавних неписаных традиций, открыто одобрявших мужа, порешившего и неверную супругу, и ее любовника. Погоны и положение Лавуты ничего не меняют. Лаврик сам говорил как-то: он не слышал, чтобы за все годы независимости хоть один такой угодил бы за решетку: присяжные, конечно, их не оправдывали, но отпускали с мелким условным сроком. Это только злые колонизаторы французы, никак не желавшие вникнуть в местные традиции, рассматривали таких субъектов как вульгарных убийц и отправляли либо на каторгу, либо на гильотину — так что в колониальные времена народ осторожничал, и подобное случалось разве что в глуши, где свидетелей потом и с собаками не сыщешь. Ну, а когда пришла независимость, иные традиции вновь расцвели пышным цветом — национальная самобытность, ага…
И теперь приходится с прискорбием, с бессильной злостью признать, что ведомство Лавуты они потеряли. Временно исполняющим его обязанности назначен первый заместитель покойного — что ж, военный министр в своем праве, законов и уставов не нарушил, наоборот, соблюл. А с этим временным каши не сваришь: совершенно бесцветная, безвольная личность, разве что исполнительная. Умрет со страху, если предложат проявить хоть капельку инициативы, ни в одну серьезную семью не входит, закулисных интриг боится, как черт ладана, будет советоваться с военным министром даже о том, с какой стороны положить член, когда надевает штаны. Ну, предположим, последнее чистой воды преувеличение, но все остальное — святая правда. Лавута в свое время поступил, по здешним критериям, очень правильно, взяв первым заместителем такую вот исполнительную медузу — меньше беспокойства за свое кресло, медуза не станет ни подсиживать шефа, ни разводить интриги за его спиной, ни перепродаваться кому-то другому. Но теперь для Натали и оставшихся в живых членов семьи медуза стала серьезнейшей помехой. После коронации все легко можно будет изменить, поставив подходящего человека, но пока что они такой возможности лишены…
— Сначала Кимолу, теперь Лавута… — сказал Мазур. — Теперь никаких сомнений: кто бы они ни были, они целеустремленно и мастерски выбивают членов семьи…
— Кто бы сомневался… — проворчал Мтанга.
— Полковник… — сказал Мазур. — А что, если вам опять, как после смерти Папы, на несколько дней уйти в подполье? До коронации, а? Вы вполне можете оказаться следующим, один черт знает, что они могут в следующий раз придумать…
— Не могу, — с оттенком печали сказал Мтанга. — На сей раз не могу. Несколько серьезных комбинаций, которые нужно решить еще до коронации, замыкаются исключительно на меня, а из подполья я ими рулить никак не могу. Я должен оставаться на месте, увы…
54 
