Махни рукой, открой в ночи набоковскую «Аду», которую читала едва ли не в детстве — родители не догадались заглянуть через плечо, кто же мог заподозрить высоколитературный текст в том, что в прустовский густой мед вмешан дёготь обычного порнорассказа. Снова полжизни прошло — между последней страницей и первой. Никогда больше не быть тебе бледной распутной девочкой, резная тень бука не ляжет на голую острую грудь, и рядом уже не высокотестостероновые юноши, а просто другие взрослые. У Ады же тем временем не выцвело ни пряди, ни цветка.
Активы, конечно, стоит пересчитать — опыт, уверенность в себе, сделанное и пережитое, — да я молодец! Но нельзя ли, мой безжалостный бог, как-нибудь всё вернуть? Как бы устроить, чтобы ящик водки и всех обратно? Как бы вытянуть из битых карт и тихонько подложить в колоду четыре туза? Счистить бы с себя, как шкурку с яблока, смыть, соскрести возраст. Достижения? Да заберите, я нового достигну, научусь, наживу. Только обнули, Господи, эти двадцать лет. Ведь как сейчас — это не я. Я — там, под сенью буков, под лаской тёплых вод, среди трав и ветра, в любви и глупости, я — там, а здесь меня нет и, кажется, не будет никогда. Обнули, Господи, дай снова сосчитать — на счётах, в столбик, на виноградинах, — сколько нам будет в двухтысячном, мне и маме.
P. S. Последняя сказка о нелюбви
До свидания. Будьте вы прокляты
Уходя за периметр, никогда не жгу по вечерам костёр. Я, знаете ли, боязлив и стараюсь чувствовать ночь, чтобы заранее ощутить опасность. Пламя же уничтожает всякую возможность быть бдительным, выдаёт тебя с головой, скрадывает звуки и большую часть запахов, а главное, уплотняет темноту до состояния чернил. Бледная луна позволяет заметить многое из того, что творится на десятки метров вокруг, а стоит зажечь огонь, как зона видимости сужается до яркого пятна возле костра. Сразу за границей света начинается жуткая темень, полная тоски.
* * *
На моей подушке спит самая красивая женщина на свете. Я ждал её всю предыдущую жизнь и ещё четыре месяца. Слишком трудоёмкий процесс и большой спрос, поэтому после заказа проходит сто двадцать два долгих дня, прежде чем с фабрики присылают большую, чуть мерцающую коробку, совершенно не похожую на гроб. Она напоминает шкатулку для уникального бриллианта, табакерку с редким и баснословно дорогим наркотиком, футляр, в котором дремлет серебряная роза.
Никогда не мечтал о сказочной принцессе, всего лишь хотел найти женщину по себе. Такую, чтобы понимала и принимала… Да нет, кому я вру. Я искал ту, которую смогу полюбить. Ту, что будет ласкать мои глаза каждым жестом, взмахом ресниц и поворотом головы, мой слух — обертонами голоса, обоняние — оттенками запаха, а кожу — безошибочными прикосновениями. Я не ждал, что она станет объективным совершенством, королевой красоты для каждого встречного, но она должна полностью мне подходить. Я был одержим этой жаждой ещё до того, как андроидов научились настраивать на генетический код владельца, поэтому поначалу искал её среди обычных женщин.
Пересматривал тысячи голограмм в каталогах знакомств, тратил вечера на прогулки по модным кварталам, заглядывал в окна косметических салонов: сквозь прозрачные витрины виднелись десятки девушек, отдавших свои руки в полное распоряжение тихо стрекочущих маникюрш. Они сидели, уставившись на огромные экраны с танцующими силуэтами, слушали собственные аудиосистемы, обволакивающие их коконом музыки, недоступной никому больше, или просто мечтали, прикрыв глаза.
Я достаточно хорош собой и богат, чтобы выбрать любую, но я хотел только одну, свою.
Иногда казалось, мне повезло, и я мчался на другой конец мира, чтобы сравнить голограмму с живой женщиной. Сюрпризов было много, и все неприятные. Оттенок глаз копии мог возмутительно не совпасть с оригиналом, пластика компьютерной модели часто не имела отношения к действительности, голос безбожно перевирался в записи, а главное, почти всегда дело портил запах. Я искал вполне определённый аромат кожи и волос, который невозможно скорректировать никакой парфюмерией. Заподозрил уже, что люди вообще не способны пахнуть как нужно.
Но однажды я её почти встретил. Я верю в бессмысленное упорство судьбы, способной так долго перемешивать карты, что они однажды улягутся в порядке нераспечатанной колоды — масть к масти, каждая на своём месте.