Особенно,... 
22 
Кир обернулся и увидел ее негодующее… и такое очаровательное лицо. Кровь взыграла, и, движимый инстинктом, он в два шага оказался рядом и здоровой рукой рывком прижал ее к себе.
— Этого нужно было ожидать, — процедил он и припал губами к ее рту.
Твердые губы, жадные и хищные, причинили боль, горячий язык обжигал, и под шквалом неожиданных ощущений ответное желание пронзило сердце.
Это стало для нее открытием. Она так долго себя сдерживала, что неизведанные чувства, вызванные умелым, жестким поцелуем этого мужчины, потрясли ее и смутили, но в то же время освободили от оков здравомыслия.
Джорджия все время жила с оглядкой.
Интересы брата были для нее на первом месте. Она боялась влюбиться и посвятить свое будущее кому-то ещё. Вдруг это нанесет ущерб благополучию Ноя! А что, если мужчина, в которого она влюбится, не будет по-доброму к нему относиться, не поймет, какая тесная дружба у нее с братом, и попытается положить этому конец?
Такие мысли маячили перед ней всякий раз, когда она фантазировала, что встретит кого-то особенного, с кем захочет связать свою жизнь. Впрочем, с Полом она хотела связать свою жизнь, тем не менее… не слишком ли она осторожничает?
Постепенно поцелуй Кира сделался мягче, ласковее, а рука уже не так сильно сжимала ей талию.
У нее сдавило грудь от избытка чувств и прилива желания.
Он наконец отнял губы от ее рта, и в его потрясающих синих глазах она увидела такую неприкрытую страсть, что у нее закружилась голова.
— Думаю, я все же пойду в библиотеку и прилягу на диван, — сказал он, и ноздри у него раздулись. — Кажется, у меня осложнение после шока — давление подпрыгнуло. Какие у вас есть лекарства, чтобы его снизить, сестра?
Теперь настала очередь Кира откинуть со лба Джорджии прядку волос, и он сделал это настолько нежно, что ее душа запела от счастья.
Ей бы рассердиться на него за то, что он осмелился ее поцеловать, да еще так вызывающе, но в сердце не осталось места для возмущения.
Джорджия стесненно кашлянула. Губы пульсировали после его жадного поцелуя, и она надеялась, что в ее глазах не отразилось жаркое желание.
— Вам нужен покой, — тихо произнесла она. — Полный покой. Я попрошу Мойру принести вам чай в библиотеку.
— Спасибо. — Кир скорчил жалобную гримасу, легонько погладил Джорджию по щеке и наконец отпустил. — Увидимся позже, — сказал он и направился по коридору к библиотеке, а она неподвижно стояла, словно в трансе, и смотрела ему вслед.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Кир очнулся от жутко эротического сна — такое ему никогда еще не снилось — и с трудом уселся на старом мягком диване.
Лоб был влажный от пота, голова кружилась, рука разрывалась от боли.
Трудно сказать, какая боль хуже: жгучая в руке или пульсирующая в паху.
Ему казалось, что все происходило не во сне, а наяву: он предавался любви с темноволосой красавицей, которая проделывала с ним такое… ну, что-то совершенно бесподобное.
— Черт возьми! — вырвалось у него, и не потому, что он устыдился сладострастных мыслей в отношении своей секретарши, а потому, что она сейчас не с ним, чтобы сделать реальностью его фантазии.
Теперь, после поцелуя, обратного пути у него нет, и даже его железная воля не поможет ему устоять против искушения в лице неотразимой сестры Ноя Камерона. С той минуты, когда она откинула прядку волос с его лба, он перестал управлять собой.
Ее прикосновение было такое легкое, ласковое… Никто никогда не дотрагивался до него так нежно, почти любя.
Кир вдруг испугался: куда могут его завести чувства?
О чем, черт побери, он думает? Джорджия Камерон его очаровала, и он восхищен его… да и как не восхищаться, когда она обладает столькими замечательными качествами! Правда, сейчас у него на уме одно: как ее соблазнить?
Но даже если он удовлетворит свою столь неотложную физическую потребность, легко ли ему будет расстаться с Джорджией?
От этой женщины он хочет не только секса, а большего… хотя он пока не сформулировал для себя, что значит «большее».
Киру всегда было трудно представить, что когда-нибудь он станет испытывать необходимость в чьем-то ответном чувстве.
Он даже обычную дружбу старался не осложнять тесными отношениями. Ему казалось — и он в это свято верил, — что отголоски несчастливого детства в конце концов разрушат любую дружбу, а поэтому он никого не допускал в свою душу. Среди знакомых мало кто мог похвастаться тем, что хорошо его знает.
22 
