99 
– «Херувим с колесницей» продан в тысяча девятьсот двадцать четвертом. Уже после смерти Ленина и во время борьбы за власть как раз перед тем, как победил Сталин. Война и политика. Похоже, один из партийных вождей получил доступ в сокровищницу и продал яйцо Владимиру Старски за две тысячи рублей, возможно, прикарманив деньги. Ниже настоящей цены, но все же огромная сумма для советского человека. Далее известно, что Старски увез яйцо в свой дом в Чехословакии, в подарок жене.
– И это не было официально задокументировано, потому что яйцо фактически было украдено?
Киринов согласно кивнул в ответ на реплику Лайлы.
– Да. По законам того времени яйцо принадлежало Советам. Но оно уплыло в Прагу и оставалось там, пока снова не было продано в тысяча девятьсот тридцать восьмом. В том году наци вторглись в Чехословакию, и целью Гитлера было ассимилировать страну и народ, избавить его от интеллектуалов. Сын Старски продал яйцо американцу Джонасу Мартину из Нью-Йорка. За пять тысяч американских долларов.
– Старски, вероятно, был в отчаянном положении, – размышляла вслух Лайла. – Для того чтобы выбраться из Чехословакии вместе с семьей подальше от войны он, должно быть, продал почти все семейные ценности. Главное – путешествовать налегке, но с полными карманами. И убраться к черту с пути Гитлера.
– Я тоже так считаю.
Киринов подтвердил заявление, с силой опустив на стол кулак.
– Снова война, снова кровь. Богатый американский банкир – это все, что я смог найти на этого Джонаса Мартина. Для него деньги ничто. Думаю, яйцо он считал безделушкой, красивым сувениром. Сын продает его, возможно, не зная истинного происхождения предмета. Яйцо попадает в Нью-Йорк, в прекрасный дом на Саттон-Плейс.
– Где Оливер прослеживает его путь до Миранды Суонсон, наследницы Джонаса Мартина. Да, это его внучка. Последняя, к кому перешло яйцо. Но…
Киринов открыл второй конверт.
– Теперь несессер. Вот тут описание. И история приблизительно та же. Война, революция, смена власти. Конфисковано. Последняя официальная запись относится к тысяча девятьсот двадцать второму году и его перевозке в Совнарком. Оно тоже попало в Чехословакию, а оттуда в Нью-Йорк. Александр – Мария – Ленин, вор-большевик, – Старски – его сын – Мартин.
– Оба в Нью-Йорке.
Аш посмотрел на Лайлу.
– Этого мы не могли предположить.
– Оба, – подтвердил Киринов, – до двенадцатого июня тысяча девятьсот сорок шестого года, когда несессер отправился в другое путешествие. Это… извините…
Он открыл конверт с документами на русском.
– …вот здесь.
Он отметил место.
– Снова русский, но плохонький. Грамматика и орфография вкривь и вкось. Писал кто-то, знающий русский поверхностно.
Несессер тут называют яйцом в виде коробочки с драгоценными камушками. Женский маникюрный набор, тринадцать предметов. Выигран Антонио Бастоне у Джонаса Мартина-младшего в покер. Все это есть в моем переводе. Язык плохой, но вполне все понятно. Как видите, это сын Мартина.
– Сын ставит на кон, по его мнению, забавную безделушку – возможно, рассчитывал на удачу, хотел отыграться, думал, что повезет.
Киринов кивнул.
– Да-да, вероятно, так все и было, и цена поднялась до восьми тысяч. Не повезло. Я нашел младшего Мартина в «Кто есть кто» за тот год. Ему было двадцать. Студент Гарварда. Но на «Бастоне» ничего не найдено.
– Надо же, – вставила Лайла, – никто так и не озаботился полюбопытствовать, что же у них в руках. А этому Джонни точно было все равно. Поставлю на кон как никому не нужную цацку.
– Оливер тоже мог сделать что-то в подобном роде, – тихо проговорил Аш. – И так же бездумно. Круг замкнулся, вы не находите?
Лайла накрыла руку Аша своей, переплела пальцы.
– У Оливера не было возможности учиться на собственных ошибках. А у нас есть возможность все исправить.
– Мы можем найти их.
Киринов порывисто подался вперед.
– Я совершенно в этом уверен! Их история должна быть тщательно изучена, белые пятна стерты. Подумайте, где они были, куда путешествовали. Что перенесли. Они не потеряны. Потому что их можно найти. Винни… мы бы с ним налили водки и выпили за успешные поиски.
– Но что бы вы сделали, если б нашли Фаберже? – спросил Аш.
– Пожертвовал бы в музей. Музей величайшего в мире города. Русские, возможно, начнут протестовать. Но вот документы, здесь. Проданы и проданы. Это великое искусство, исторические ценности. Они должны принадлежать всему миру.
99 
