— Надеюсь, ты прав, Джим.
— Конечно прав! — решительно подтвердил Джим. — Но если хозяин послушается моих советов, завтра он останется все же в постели.
Теодора обеспокоилась:
— А всем остальным обитателям замка это не покажется странным?
— Какая разница, что кому покажется? — резко возразил Джим. — Им мастер нужен в здравом рассудке, так ведь? Ну, тогда придется подождать, покуда он будет готов приступить к работе, и нечего спорить!
Теодора не могла удержать улыбки: Джим всегда особенно петушился, когда речь заходила о здоровье ее отца.
— Нам нужно просто подождать и посмотреть, как папа будет себя чувствовать, — сказала она.
— Вы видели студию, которую для него приготовили? — спросил между тем Джим.
— Нет, — встрепенулась Теодора. — Где она?
Джим прошел немного дальше по коридору и открыл какую-то дверь.
Это была, очевидно, комната, в которой она и отец, по замыслу пригласившего их хозяина замка, должны были ужинать: в канделябрах горели свечи, на одном из столов стояла масляная лампа.
Комната была очень странная. Она была почти круглой формы, и Теодора сразу же поняла, что помещение, видимо, находится в башне — возможно, в изначальной нормандской башне, которая дала зданию его имя.
Что еще более странно, хотя в комнате было два длинных узких окошка, которые могли быть расширенными бойницами, с северной стороны находилось большое окно, удивительно большое для этой комнаты.
Теодора в недоумении уставилась на него, и Джим с ухмылкой поведал:
— Один из слуг сказал мне, что эта комната — они ее называют «Та самая студия» — была построена для тетки старого графа, которая любила развлекаться с кистью, а после нее довольно многие художники именно в этой комнате писали портреты членов семьи.
— Как интересно! — воскликнула Теодора. — Нужно будет завтра расспросить кого-нибудь, кто были эти художники. Знаю, что это заинтересует папу.
— О! Вам понарасскажут всякого и немало, — кивнул Джим. — О картинах тут все говорят так, будто они с небес свалились. Можно подумать, ни у кого в мире никогда не было картин.
Теодору это рассмешило.
Она знала, что Джим, как и ее отец, отстаивал свои права перед другими и был решительно настроен не примиряться с насмешками.
— Что ж, нам осталось лишь подождать, что папа скажет про коллекцию Хэвершема, — сказала девушка, — и если мы обнаружим, что она не так хороша, как предполагалось, мы уж точно сможем посмеяться. Хорошо смеется тот, кто смеется последним…
И она сразу же быстро добавила:
— Но, разумеется, только про себя!
— Вы правы, мисс Теодора, — согласился Джим. — Не нужно кусать руку, которая нас кормит, так ведь? Плевать в колодец, из которого собираемся пить…
Теодора снова рассмеялась.
— Ну, хватит, пожалуй… Я тоже устала и собираюсь пойти спать, — сказала она. — А что мы сделаем с этими свечами?
— Оставим как есть! Не наше дело их задувать. Мы гости, мисс Теодора, и не забывайте, что это нас должны обслуживать!
— Хм… Что-то новенькое, — ответила Теодора. — Спокойной ночи, Джим, и спасибо за все.
Покинув Джима, она отправилась в свою спальню, где, к ее удивлению, ее ждала служанка, чтобы помочь снять платье.
Только оставшись наконец в одиночестве, она поняла, что ее комната так же стара, как студия в башне.
Стены были чрезвычайно толстыми, размер окон был изменен позже, а потолок подпирали тяжелые брусья, возможно, хотя она в этом и не была уверена, корабельные шпангоуты. Но комната была очень и очень уютной, с толстым ковром, бархатными занавесками и огромной кроватью, покрытой оборчатым муслином.
Неожиданно Теодора почувствовала, что дрожит. Неужели таким непонятным образом на нее действует возраст той части дома, в которой им отвели жилье? Она не понимала почему, но атмосфера была здесь совсем не такой, как в нижних комнатах. Или это все игра воображения? Как бы то ни было, едва девушка забралась в постель и укрылась одеялом, все волнения и напряжение последних дней и тревога за отца отпустили ее, и она мгновенно уснула.
Увидев свет, пробивающийся сквозь занавески, она поняла, что проспала без сновидений и в одной позе всю ночь. И сейчас пробуждение было похоже на возвращение издалека сквозь густые облака, когда постепенно узнаешь окрестности и вспоминаешь, что произошло. Она вспомнила, где она, — а следующей мыслью было: им не надо идти в лавку и просить в долг продукты, им не нужно заботиться о деньгах!