— Я помню, — тихо ответила она в темноту. Слышал он ее или нет, она не поняла. А еще через мгновение ей стало все равно. Она провалилась в сон, словно камень в колодец.
Глава третья
Дебби застонала во сне, перевернулась на бок и почувствовала рядом теплое и упругое тело. Ее голова покоилась на сильном плече, и она не стала открывать глаза, несмотря на то что даже сквозь веки чувствовала солнечный свет.
Настало утро, но она была совершенно не готова подняться. Ее сознание уплывало, возвращалось и уплывало вновь. Дебби было так уютно, что не хотелось пока и думать о каком-нибудь движении, а хотелось...
— Удобно?
Этот голос мне знаком.
Дебби широко распахнула глаза и отпрянула — лицо Гейба было приветливым, но нечто опасное промелькнуло в глубине его глаз. Желание. Она узнала его, потому что ее тело тут же откликнулось, и она ощутила внутри себя танец огненных языков.
— Что ты делаешь? — спросила она, отбрасывая с лица волосы и отодвигаясь как можно дальше.
— Сплю. А вот что ты делаешь? — уголок его рта приподнялся, и получилась полуулыбка, которая тронула Дебби так же, как когда-то прежде.
Господи, десять лет прошло — и все еще один его взгляд способен заставить ее задрожать! Что в нем такого особенного, чего она так и не нашла больше ни в ком? И как она собирается и дальше находиться вблизи него, но при этом без близости с ним?
Вот незадача.
— Ничего, — пробормотала она. — Я ничего не делала, я просто... ничего.
Она соскользнула с кровати, подхватила шорты и натянула их поверх белых кружевных трусиков.
Святые небеса, она свернулась клубочком в его объятьях, а он был таким теплым, таким сильным, и с ним она чувствовала себя... да, именно, защищенной. Но постойте-ка, человек ведь не несет ответственности за то, что он делает во сне, разве не так?
Гейб приподнялся на локте, и толстое белое одеяло соскользнуло с него, оставив прикрытыми лишь бедра. Дебби плотно закрыла глаза и помолилась, чтобы он больше не двигался. Она совсем не хотела снова увидеть обнаженного Гейба.
Он усмехнулся, будто прочел ее мысли.
— Если тебе что-нибудь нужно, просто скажи.
— Ничего, но спасибо за предложение, — парировала Дебби. — И... у тебя нет оснований выглядеть таким самодовольным. — Она старалась говорить уверенно. — Я спала. И не сознавала, что ты находишься рядом, и...
— А, — перебил он ее, отбрасывая одеяло одним быстрым движением.
Дебби с трудом сглотнула, но не стала закрывать глаза. Она не собиралась показывать Гейбу, что его нагота тревожит ее.
Да, он и в самом деле выглядит отлично.
— Так ты говоришь, — продолжал он, поднимаясь и лениво потягиваясь, — что, когда спишь, готова прижаться к любому теплому телу, оказавшемуся поблизости?
— Да. — Она нахмурилась, пытаясь отвлечься от игры солнечного света на его бронзовой груди и упругом животе. Не смотри! — Нет! То есть, хочу сказать... — она вздохнула и заставила себя поднять глаза. — Тебе это нравится, да?
— Что-то не так? — усмехнулся он.
Дебби скрестила на груди руки и постучала носком туфли по блестящему паркету.
— Да уж. Все не так.
Глядя на нее, он напомнил:
— Ты выбрала вариант, который тебя устроил, Деб.
— Я говорю не об этом, — возразила она и тяжело вздохнула. — Может, оденешься?
— Тебе что, мешает?
Она деланно улыбнулась ему. Ни за какие деньги в мире она не созналась бы, что это ее... возбуждает.
— Нет. Просто неудобно разговаривать с обнаженным мужчиной.
Одна темная бровь приподнялась.
— Нам не обязательно разговаривать.
— Нет, обязательно.
Отлично. Если он не оденется, она отвернется. Незачем сводить себя с ума попытками отвести взгляд от этого загорелого мускулистого тела. Загар без границ, ни одного белого кусочка.
Он загорает голым? О-о-ох.
Дебби закрыла глаза и тихонько застонала от той картины, что предстала ее внутреннему взору.
Чтобы привести себя в чувство и вернуться к рациональному мышлению, она заговорила:
— Прошлой ночью я согласилась перебраться сюда, потому что не хотела оставаться в тюрьме.
— Ну, и?
— Ну, и... —Дебби посмотрела на картину, висевшую на противоположной стене. На картине был изображен закат на океанском побережье. В нарисованном небе играли яркие краски, отражаясь в высоких волнах, поднятых вечерним ветром. — Сколько мне придется здесь оставаться?