Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
96 
Морис вернулся домой в глубокой задумчивости. Хотя едва ли Моана могла стать его советчиком в этом деле, он счел необходимым рассказать ей всю правду.
Как обычно, он застал жену сидящей в кресле-качалке. Хотя она смотрела в окно, Морис не был уверен в том, что она видит парижскую улицу. Скорее, море с весело скользящими по нему лодками, бронзовые торсы гребцов, полные изящества и силы фигуры женщин на берегу — страну радости и красоты, словно бы находящуюся за пределами реальности.
Услышав про Рене, Эмили и детей, Моана пришла в величайшее возбуждение: кажется, впервые со дня приезда в Париж.
— Дети! Они погибнут в этом мире!
— Если рядом Эмили, с ними ничего не случится.
— Это наследники Атеа, они должны быть там, а не здесь.
— Ты уверена, что ему нужны эти дети?
— Ни один из наших мужчин никогда не откажется от своих детей!
— Но ведь Атеа отпустил Эмили. Лучше сказать — прогнал!
— Он, — Моана нахмурилась, вспоминая слово, которого не было в ее языке, — раскаивался в этом. Ни один арики никогда не жалеет о том, что сделал, но с Атеа было именно так. Он сам мне говорил.
— Ты считаешь, он хотел, чтобы Эмили вернулась?
— Да.
— У нас есть возможность отправить ее в Полинезию, — задумчиво произнес Морис. — К тому же, по сути, этот жемчуг принадлежит ей. Только вот где ее отыскать?!
Моана смотрела почти умоляюще.
— Там, куда она поехала.
— В Англии?
— Да. Я отправлюсь с тобой.
Морис покачал головой.
— Наш климат без того вреден для тебя, а это путешествие…
Моана вскочила с кресла, и на мгновение Морис увидел в ней прежнюю девушку, принадлежавшую народу, некогда поразившему его способностью быть счастливым, просто живя на свете.
— Нет, я поеду!
Он взял ее руки в свои. В ее глазах пылал прежний огонь, свойственный гордой и независимой натуре. Морис почувствовал, что сдается. Он был готов сделать для Моаны все, что она захочет. Пусть он не мог проникнуть в ее сердце, он желал, чтобы она пробудилась и стала такой, какой была прежде. Он больше не ждал от нее благодарности. В конце концов, он давно понял, что любимым надо служить бескорыстно.
Глава двадцатая
Патрик Тауб успел просидеть в таверне всего час, наслаждаясь полузабытыми картинами, внимая гулу пьяных голосов и жадно вдыхая тяжелый запах табака и спиртного, когда раздался звон колокола, извещавший о побеге кого-то из заключенных.
По спине Патрика пробежал холодок. Хотя прошло столько лет, этот звук все еще наводил на него ужас. Он помнил, как бежал к берегу, преследуемый солдатами и сворой псов, так хорошо, словно это случилось вчера.
Тауб рассчитывал провести в Хобарт-тауне несколько дней: насидеться в таверне, купить порох, ром, одежду, продукты и прочее. А главное — отыскать ту, которая согласилась бы разделить с ним жизнь на острове.
Сделав основные покупки, он зашел в «Колонию».
На стене таверны висела кенгуровая шкура, на длинном настиле из некрашеных досок выстроились в ряд бочки с вином и ромом. Посетители сидели за грубо сколоченными столами и толпились у стойки. Воздух в помещении был тяжелый и спертый, свет — мутный и тусклый.
Заведение выглядело неопрятным и убогим, однако Тауб чувствовал себя так, словно вернулся домой после долгого странствия.
Посетителей обслуживала кокетливая молодая особа с ярко-рыжими волосами. Патрик с удовольствием следил за ее ловкими, изящными движениями, улыбкой и игрой глаз.
Только он собрался с ней заговорить, как зазвучал проклятый колокол!
Когда на пороге «Колонии» появились фигуры в серо-голубой форме уголовной полиции, его настроение окончательно испортилось.
Если каторжник не будет пойман, полиция отдаст приказ обыскать все суда в гавани. Ни одно из них не выйдет в море без досмотра, потому что каждый знает, что в первую очередь делают беглые — пытаются тайком проникнуть на какой-нибудь корабль, чтобы уплыть с острова.
— Что сделал этот несчастный? — спросил он соседа.
— Говорят, тяжело ранил свободного поселенца. К тому же это не он, а она. Каторжница, женщина.
— Женщина?! — Патрик покачал головой. — Далеко ей не уйти.
— Кто знает! Если попадет к китобоям, те ее не выдадут. Заберут с собой.
— Полагаю, сейчас будут арестованы все суда?
— Наверное. Пока не найдут преступницу, никто не поднимет якорь.
96 
