46 
— Ну, что вы думаете о Келли Грейндж? Всего-навсего бледная тень Киркландского Веселья, не так ли?
— Зря вы так говорите — дом очень красивый.
— В общем-то у него даже есть свои преимущества. Во всяком случае, в отношении уюта и жилкомфорта Киркландское Веселье ему уступает. Вы в этом убедитесь, когда начнется зима, и вы станете мерзнуть в своем замке, а мы здесь будем нежиться в тепле. Чтобы как следует прогреть Киркландскую громаду, не хватило бы, наверное, и целой горы угля.
— Да, конечно, отапливать небольшой дом гораздо легче.
— Только вы уж не думайте, пожалуйста, что мы тут ютимся в тесноте. Впрочем, вы сейчас сами увидите.
Колеса фаэтона проскрипели по гравию аллеи, и мы остановились перед парадной дверью дома, по обе стороны которой стояли мраморные статуи женщин с корзинами в руках. В корзинах росли герань и лобелии. Рядом с каждой из скульптур была длинная мраморная скамейка.
Не успели мы подойти к двери, как изнутри ее открыла горничная, которая, видимо, услышала, как мы подъехали.
Мы вошли в холл, пол которого был выложен цветными плитками и в конце которого я увидела широкую лестницу. Взглянув вверх, я поняла, что холл был построен на всю высоту дома, который мог показаться небольшим только по сравнению с Киркландским Весельем.
— Подождите, пожалуйста, здесь, — попросил меня Саймон. — Я пойду и скажу бабушке, что мы приехали.
Он поднялся на галерею второго этажа, постучал в какую-то дверь и вошел в нее. Через пару минут он появился и жестом пригласил меня подняться.
Пропустив меня впереди себя в дверь, Саймон торжественно объявил:
— Миссис Габриэль Рокуэлл!
Комната, в которую я вошла, была тесно заставлена тяжелой мебелью. На окнах висели плотные бархатные шторы и кружевные гардины, которые по случаю дневного времени были раздвинуты и присобраны по обе стороны каждого окна с помощью причудливых бронзовых держателей. В центре комнаты стоял стол, и еще несколько небольших столов располагались около стен. Там были также диван, множество стульев и кресел, стеклянный шкаф с фарфоровой посудой, этажерка, заставленная безделушками и, наконец, большая ваза с красными и белыми розами.
Все это я охватила одним быстрым взглядом, потому что мое внимание сразу привлекла к себе женщина, сидящая в кресле с высокой спинкой.
Хотя она и сидела, было ясно, что она высокого роста. Она удивительно прямо держала спину, и я невольно обратила внимание на то, что из всех кресел, стоящих в комнате, она выбрала самое, на мой взгляд, неудобное — жесткое, без всяких подушек и с резной деревянной спинкой. Ее совершенно седые волосы были собраны в высокую прическу, увенчанную белым кружевным чепцом. В ушах у нее краснели крупные гранатовые серьги, ее бледно-лиловое платье было украшено кружевным воротником, заколотым гранатовой же брошью. Рядом с ее креслом лежала трость из черного дерева с золотым набалдашником, которой она, должно быть, пользовалась при ходьбе. У нее были живые, ярко-синие глаза, выдававшие ее родство с Габриэлем, в которых, однако, не было и следа той мягкости, которой мне запомнился его взгляд. Ее руки, лежащие на деревянных подлокотниках кресла, в молодости должны были быть очень красивы: они и сейчас сохранили свою форму, хотя и покрылись морщинами.
Несколько секунд мы молча изучали друг друга, затем я сказала:
— Добрый день, миссис Рокуэлл-Редверс.
Она протянула мне руку, словно королева своей подданной, и у меня мелькнуло ощущение, что она ожидает, что я преклоню перед ней колени, — так надменен и неприступен был ее вид. Я взяла ее руку, слегка наклонила над ней голову и тут же выпустила.
— С вашей стороны было очень любезно приехать ко мне сегодня, — сказала она, — хотя я надеялась вас увидеть еще на прошлой неделе.
— Это ваш внук предложил, чтобы я приехала сегодня, — ответила я.
— Вот как… — произнесла она, скривив губы в подобие улыбки. — Но мы не должны держать вас на ногах, — добавила она.
Саймон принес для меня стул и поставил его перед креслом Хейгэр.
— Вам, наверное, хочется пить с дороги, — сказала она, глядя на меня пронзительным взглядом своих синих глаз. — Для чая вообще-то еще рановато, но ради такого случая мы нарушим наш обычный распорядок.
— Прошу вас, не надо, — возразила я.
Она улыбнулась мне и повернулась к Саймону. — Позвони горничной, мой мальчик.
46 
