Особенно,... 
104 
Снова закрыв дверь, я распечатала конверт. Внутри был листок бумаги, на котором нетвердым почерком было написано:
«Скорее возвращайтесь туда, где вы жили раньше. Здесь вам грозит неминуемая опасность».
Я уставилась на записку, пытаясь догадаться, кто ее мог написать. Почерк мне был не знаком, и мне пришла в голову мысль, что эти нетвердые буквы, словно написанные дрожащей рукой, возможно, скрывали настоящий почерк писавшего — тем более, что записка была не подписана, а на конверте не было ни имени, ни адреса.
На всякий случай я подошла к окну и посмотрела в него. И вдруг у меня заколотилось сердце, потому что я увидела, как от дома кто-то бежит, и почти тут же я поняла, что это была Дамарис! Значит, это она, незаметно войдя в дом, подсунула мне под дверь записку — но почему она это сделала?
По моим представлениям Дамарис была заодно с моим врагом, недаром же она притворилась тогда, что не видела «монаха»! Я снова взглянула на записку. Не может быть, чтобы ее втянул в это Саймон! И в то же время, что я должна была думать, после того как невольно подглядела их тайное рандеву? И все же, вопреки здравому смыслу и логике, сердце мое отказывалось принять, что Саймон замыслил против меня зло.
Но кто-то же послал Дамарис ко мне с этой запиской! Может, Люк? Но он и сам мог подсунуть ее под мою дверь. Доктор Смит? Нет, глядя на эти буквы, написанные неуверенной, будто дрожащей рукой, я поняла, что их ни за что не мог написать доктор Смит.
И тут я подумала о своем визите в его дом и о его несчастной жене, болезнь которой так мучала его, что он целиком погрузился в свою работу, чтобы хоть как-то отвлечься от унылой ситуации в собственном доме. Дрожащий почерк на записке вполне мог принадлежать ей — слабой, больной и очень нервной женщине.
Я сунула записку в карман, закуталась в свою самую теплую накидку и вышла из комнаты. Незаметно от всех спустившись по лестнице, я пробежала через холл и выскользнула из дома. На улице дул сильный и страшно холодный ветер, но я едва замечала его. Я почти бегом бежала прочь от дома, только раз оглянувшись, чтобы убедиться, что за мной никто не идет. И хотя позади себя я никого не увидела, я не исключала, что кто-то наблюдает за мной из окна.
Я не остановилась, пока не дошла до дома доктора Смита. Он показался мне еще мрачнее, чем в первый раз. Все шторы на окнах были спущены, и сквозь ветви елей, обступивших дом, свистел ветер.
Я позвонила, и горничная впустила меня в дом.
— Доктора нет дома, миссис Рокуэлл, — объявила она.
— Я пришла повидать миссис Смит.
На ее лице отразилось удивление.
— Я доложу ей, что вы здесь.
— Да, и, пожалуйста, скажите ей, что я пришла по очень важному делу.
Она отправилась наверх с явной неохотой, и я задумалась о том, что я буду делать, если миссис Смит откажется меня принять. Можно будет обратиться к Дамарис и настоять на том, чтобы она рассказала все, что знает, и объяснила свою собственную роль во всей этой истории. Как бы то ни было, я не собиралась отступать, пока не узнаю всей правды.
Через несколько минут горничная вернулась и сказала, что миссис Смит готова меня принять. Поднявшись вслед за ней по лестнице и войдя в комнату жены доктора, я с удивлением увидела Дамарис, стоящую у кресла, где сидела ее мать. У нее был очень взволнованный вид, и казалось, что она чем-то напугана и как будто ищет у матери защиты. Сама же миссис Смит выглядела еще более исхудавшей и слабой, чем при нашей первой встрече, и ее глаза, казавшиеся огромными на худом и бледном лице, блестели от возбуждения.
Увидев меня, она произнесла неожиданно спокойным тоном:
— Доброе утро, миссис Рокуэлл. Как мило, что вы меня навестили.
Я подошла к ней и слегка пожала ее протянутую руку. В этот момент горничная закрыла за собой дверь, оставив нас втроем.
— Зачем вы пришли сюда? — быстро спросила миссис Смит. — Уж сюда-то вам никак нельзя было приходить!
Я достала из кармана записку и протянула ее ей.
— Вы кому-нибудь ее показывали? — спросила миссис Смит.
— Никому.
— Почему вы пришли сюда?
— Потому что я думаю, что это вы ее написали и велели Дамарис отнести ее мне. Я видела, как Дамарис выходила из нашего дома.
Наступило молчание. Наконец, я не выдержала и воскликнула:
— Ведь это вы ее написали, я знаю!
Дамарис обняла мать за плечи.
— Тебе нельзя волноваться, — сказала она ей и с вызовом в глазах обернулась ко мне: — Вы причиняете ей боль!
104 
