– Последние годы? – Глаза Чарлза зажглись юмором. – Синтия, ты так изящно формулируешь мысли! Я бы сказал, последние два-три десятилетия…
– Чарлз! Прошу тебя, не сбивай меня с мысли!
– Извини, дорогая, я весь внимание.
– Флоренс, твой отец всегда тебе помогал, а теперь он нуждается в твоей поддержке! – продолжала давить Синтия с привычной легкостью. – Ты не можешь его подвести.
Все смотрели на Флоренс, ожидая капитуляции.
– Нет, – тихо, но твердо сказала она.
Зрители в изумлении открыли рты.
– Нет? – переспросила Синтия, хотя прекрасно все расслышала.
Флоренс подняла голову и посмотрела матери в глаза.
– Нет, – повысив голос, повторила она. – Этого не будет.
– Чего «этого»? – уточнила Синтия.
– К Стэнли я не вернусь, – спокойно объяснила Флоренс.
– Он простит тебя, вот увидишь…
– Мама, дело не в этом.
– А в чем?! – Синтия теряла терпение.
– Я не люблю Стэнли. И не могу выйти за него замуж.
– Бред!
– Извини, – Флоренс перевела взгляд на отца, – но я не могу.
Обстановка накалялась, и Мейсон решил, что пора вмешаться.
– Флоренс все сказала. – Он шагнул вперед и сложил руки на груди. – Она остается здесь.
Синтия оглядела его с головы до ног, словно только что заметила его присутствие, и холодно-любезно спросила:
– Позвольте, а какое вы имеете отношение ко всему этому?
– Извольте, объясню. Насколько я понял, у каждого из вас в этом деле свой корыстный интерес. А я, как говорится, лицо незаинтересованное. И вижу, что никто из вас не думает о Флоренс. Вас беспокоят только ваши собственные дела. – Он обвел всех присутствующих взглядом. – А я здесь для того, чтобы защитить Флоренс.
– Защитить? От родителей? – фыркнула Синтия. – Нет, это просто смехотворно! Мы желаем ей только добра.
– Ну, так не лишайте ее права самой строить свою жизнь.
– Фло, ты на самом деле решила остаться? – спросил Чарлз.
– Да, папа.
Все пошумели-пошумели и наконец, разошлись.
– Ну что теперь? – тихо спросил Мейсон, когда они остались одни.
Флоренс подняла на него блестящие от возбуждения глаза и эхом повторила:
– Что теперь? Не знаю… – Она шагнула к нему и, словно ища защиты, попросила: – Мейсон, обними меня. Мне страшно… Просто обними меня.
Вечером они отправились в город, в уютный итальянский ресторанчик, где Мейсона знали с давних пор. Хозяин играл на аккордеоне, официанты пели итальянские песни, и арии из популярных опер. Флоренс и Мейсон сидели за столиком, покрытым скатертью в красную и белую клетку, и пили кьянти из бутылок толстого зеленого стекла.
Они смотрели друг на друга, и Флоренс поняла: у нее никогда в жизни не было такого чудесного вечера. Мейсон много смеялся и шутил, слушая ее рассказы. Они все время держались за руки.
– Знаешь, что я сейчас чувствую? – спросила Флоренс, когда они возвращались домой при свете луны. – У меня такое ощущение, будто мы с тобой герои старого фильма. Будто идет война, в город вот-вот войдут враги, а главный герой уходит выполнять опасное задание. И осталась одна, последняя ночь… Ночь, которая запомнится им на всю жизнь.
Мейсон притянул ее к себе и, заглянув в глаза, прошептал:
– Флоренс, я никогда не встречал такой, как ты! Ты мне очень дорога.
– А мне ты! – Она прижалась губами к его рту, подтверждая сказанное.
Она чувствовала себя счастливой: от хорошего вечера, от приятных слов, от его близости… Любовь ли это? Она еще не знает.
Флоренс была в длинном белом платье с открытыми плечами, которое купила ей Шерли. Милая Шерли! Платье сидело как влитое. Когда она перед ужином прошлась в нем перед Мейсоном, в его глазах вспыхнуло желание, и он не удержался и поцеловал ее.
По дороге домой Мейсон зашел в аптеку.
– Теперь можно ничего не бояться! – заявил он, помахивая упаковкой презервативов. – И смело предаваться любовным утехам!
И они предавались. Снова и снова. Всю ночь напролет, пока небо не окрасилось первым светом зари. Только тогда они уснули. Ведь это была их последняя ночь вместе.
9
– Я должна увидеться со Стэнли.
Они сидели за столом на кухне. Мейсон поднял глаза, но промолчал. Флоренс слабо улыбнулась.
– Понимаешь, я должна с ним поговорить.
Мейсон молча кивнул: он был рад, что Флоренс, наконец, решилась. Чем лучше он узнавал ее, тем больше понимал, насколько обманчивыми оказались его первые впечатления. Флоренс не была ни глупой, ни капризной, ни инфантильной.