— Я рада, что могу чем-то помочь, но хотела заметить, что нет смысла обвинять кого бы то ни было в том, кем мы в итоге становимся. Все ведь зависит только от нас самих.
— Не в звездах, нет, а в нас самих, — процитировала я[22]. — Да, я понимаю, что ты имеешь в виду.
— И нам следует быть снисходительными к другим людям. — Она смотрела на меня чуть ли не умоляюще. — Воспитание оказывает сильное влияние на нашу жизнь. Видишь ли, меня научили находить радость в удовлетворении желаний людей, способных обеспечить мое будущее. В принципе, это мало чем отличается от традиционного отношения к браку. Вспомни об этих любящих мамашах, выгуливающих своих дочек перед потенциальными покупателями и панически боящихся продешевить. Со мной было то же самое. Только честнее. И гораздо строже спрос. В отличие от них я должна была постоянно поддерживать интерес к себе. — Она рассмеялась. — Звучит аморально, не правда ли? Особенно для такой девушки, как ты, воспитанной любящими родителями в уютном семейном кругу. Вполне очевидно, что наследственность и воспитание сделали тебя художником. То же самое сделало меня куртизанкой.
— Твои воспитатели сделали тебя умной, чуткой, доброй. Я очень благодарна тебе, Николь. И даже не знаю, что бы я без тебя делала.
— Все это не только ради тебя, — покачала головой Николь. — Мне необходимо чем-то заполнить свою жизнь. Ах, Кейт, мне не терпится поскорее взять на руки нашего малыша!
— Мне тоже, Николь, мне тоже!
В другой раз она спросила:
— Ты хоть немного успокоилась по его поводу?
— По поводу барона?
— Да.
— Я ненавижу его так же сильно, как и прежде.
— Это нехорошо.
— И не смогла бы иначе, даже если бы очень постаралась. Я всегда буду его ненавидеть.
— Не надо. Это может навредить ребенку. Не забывай, что речь идет о его отце.
— Очень хотела бы об этом забыть.
— Попытайся его понять.
— Понять его! Я отлично его понимаю. Он — живой атавизм. Ему следовало родиться во времена варваров. Такому человеку нет места в цивилизованном мире.
— Он иногда рассказывал мне о своем детстве.
— Я уверена, что это был самый ужасный в мире ребенок, что он мучил животных и отрывал крылья мухам.
— Ничего подобного. Он любил животных. Как сейчас любит своих собак и лошадей.
— Неужели он способен любить кого-то, кроме себя самого?
— Ты снова вскипаешь, а я ведь предупреждала, что это вредит ребенку.
— Все, что связано с этим человеком, вредит всем окружающим.
— Но он — отец ребенка.
— Господи Боже мой, Николь, прекрати напоминать об этом!
— Я хочу, чтобы ты увидела его в новом свете. Для этого не мешало бы понять, каким человеком был его отец.
— Уверена, таким же, как он сам.
— Он был единственным сыном. Объектом всеобщего внимания.
— Не сомневаюсь, что это его вполне устраивало.
— Нет. Я хочу сказать, что он все время находился под пристальным наблюдением… Мальчик был обязан преуспевать во всем. Быть только первым, впереди всех. Ему беспрестанно напоминали о предках…
— Об этих диких и невежественных викингах, опустошавших прибрежные деревни, убивавших мирных людей, отнимавших нажитое добро, насиловавших женщин? Охотно верю.
— Его научили быть стоиком, научили ощущать свою значимость, свою власть, научили считать свою семью самой великой в мире. Его даже назвали в честь одного из предков. Судя по всему, так звали первого предводителя викингов, вторгшегося на нашу землю.
— Я знаю. Он разорял побережье и так досаждал французам, что они отдали ему часть своей страны, лишь бы утихомирить буйных захватчиков. Позднее эти земли назвали Нормандией. В самом начале нашего злосчастного знакомства он поспешил сообщить мне, что он — не француз, а нормандец. Мне кажется, он и в самом деле вообразил, что вернулись те смутные времена. Во всяком случае, так он себя ведет.
— Но, вместе с тем, существуют же и другие черты его характера. Не будь такой предвзятой, Кейт.
— Что ты имеешь в виду?
— Любовь к искусству. Я расскажу тебе кое-что. Он собирался стать художником. Можешь себе представить, какая буря разразилась в клане Сентевиллей, когда об этом стало известно! В семье никогда не было ни одного художника. Древний род воителей. Разумеется, его попытки были пресечены в корне.
— Не понимаю, как он это допустил.
— А он и не допустил. Просто стал и тем, и другим… но поскольку усилия не были направлены в одно русло, он не преуспел ни в том, ни в другом.