Но Клэр по-настоящему интересовалась живописью и даже призналась, что сама пробовала писать маслом.
Было ясно, что Клэр является ценным приобретением для нашего дома. Слуги ее полюбили. Она была менее решительной, чем Иви, а это означало, что она не господствовала над ними и не имела склонности поучать всех подряд.
В Клэр сквозила какая-то трепетная женственность, смягчающая самые, пожалуй, суровые сердца. Слуги это хорошо чувствовали, и, хотя им, возможно, и не очень нравилось постоянно находиться под наблюдением вездесущей экономки, каковой в определенном смысле и являлась Клэр, все же они с готовностью помогали ей держать бразды правления.
Так она и вела наше хозяйство.
Клэр сильно отличалась от Иви. Прежде всего, она была мягче. И хотя ей недоставало умения Иви управлять людьми, это как-то не бросалось в глаза, поскольку речь шла о человеке, который так сильно и так искренне старался угодить.
Спустя некоторое время Клэр начала делиться со мной своими секретами. Когда она говорила о своей матери, ее захлестывали бурные эмоции.
— Я так сильно ее любила, — повторяла она. — Она была моей жизнью, потому что я ухаживала за ней на протяжении всей ее болезни. Ах, Кейт, не дай бог тебе когда-нибудь увидеть страдания близкого человека! Это душераздирающее зрелище, а в моем случае оно ведь длилось годами…
Я знала, что у нее есть старшая сестра, которая вышла замуж и уехала за границу. Их отец умер, когда Клэр была совсем еще маленькой. Мне показалось, мать безраздельно властвовала над ее жизнью, и, несомненно, эта жизнь была весьма тяжелой. А поскольку Клэр ко всему прочему еще и сама брала в руки кисть, то была счастлива оказаться в такой семье, как наша.
— Мама считала живопись пустой тратой времени, — как-то заметила Клэр.
Я догадывалась, что ее мать была тяжелым человеком, хотя Клэр этого никогда не давала понять и всегда вспоминала ее с любовью и нежностью.
В ней явственно ощущалось что-то от человека, вышедшего из тюрьмы на свободу и безмерно благодарного такому стечению обстоятельств, и это во многом обуславливало то, что мы с отцом были очень рады ее присутствию в нашем доме.
* * *
И тут поступил этот заказ.
Мой отец впал в состояние, близкое к панике. Он испытывал одновременно буйную радость и гнетущую тревогу.
Это был один из самых важных моментов его жизни. Ему предстояло принять решение, может ли он, в его нынешнем состоянии, взяться за эту работу.
Как только мы остались одни в студии, он мне все объяснил, держа в руках лист тисненой бумаги.
— Письмо от дворецкого замка Сентевилль. Это в Нормандии… недалеко от Парижа. Заказ исходит от владельца замка, барона де Сентевилля, хотя, разумеется, он отправил его через дворецкого. Судя по всему, барон собирается жениться и желает подарить свой миниатюрный портрет невесте, принцессе де Креспиньи. Если работа его удовлетворит, я должен буду посетить и саму леди с тем, чтобы запечатлеть и ее образ. Тогда, в соответствии с традицией, счастливые жених и невеста смогут обменяться миниатюрными портретами. Кейт, такой шанс выпадает всего раз в жизни. Если он останется доволен… если мои миниатюры попадут к этим людям… то вполне вероятно, что вскоре я буду писать портрет самой императрицы Евгении!
Его глаза сияли. На мгновение он забыл о своей болезни. Затем вспомнил, и радость на лице отца сменилась отчаянием. Я молча наблюдала за ним, и мое сердце разрывалось от жалости.
Внезапно его лицо опять посветлело.
— Мы могли бы это сделать, Кейт, — заявил он. — Ты могла бы это сделать!
Мое сердце забилось так часто, что, казалось, я сейчас задохнусь. Это было именно то, о чем я мечтала: получить заказ от какой-нибудь важной персоны… покинуть наш маленький мирок… пересечь Ла-Манш, побывать при блистательных дворах, среди людей, которые вершат историю…
Из всех европейских дворов самым пышным был, конечно, французский. В сравнении с ним наш был слишком мрачен и суров. Королева Виктория все еще оплакивала супруга, несколько лет назад умершего от брюшного тифа. С тех самых пор она закрылась от мира и крайне редко показывалась на людях. Принц Уэльский вел довольно беспечальную жизнь, но это было совсем иное. А вот Шарль Людовик Наполеон Бонапарт, сын Людовика Бонапарта, брата великого Наполеона, едва не покорившего весь мир, когда женился на Евгении Марии Монтихо, сделал свой двор подлинным центром Европы.