Особенно,... 
71 
Она почти не помнила, что случилось потом. Немного погодя женщина встретилась с Раулем наедине, он поцеловал кончики ее пальцев и пообещал, что все будет хорошо. Матильда непонимающим взором взглянула на него. Заметив ее растерянность, юноша сказал:
– Миледи, не отчаивайтесь. В этом союзе вы обретете великую радость.
В его взгляде светилась нежность, и она почувствовала, как стихают ее тревоги. Негромким голосом Матильда произнесла:
– Мессир, я не понимаю, почему сказала то, что сказала. Мне страшно.
– Мадам, гоните прочь подобные мысли. Если до сих пор вы видели только суровость и непреклонность моего сюзерена, то уже совсем скоро узнаете его с совершенно другой стороны. Вы разве не хотите передать ему какое-либо послание?
– Нет, – ответила она. – А какое послание от него получила я?
– В нем нет слов, миледи, только это. – Рауль разжал кулак, и она увидела у него на ладони массивный перстень. – Герцог поручил мне надеть кольцо вам на палец от его имени, но я решил подождать до тех пор, пока не увижу вас одну, потому что там внизу, в зале, мне показалось, будто вы ошеломлены и растеряны. Пожалуй, вы испытали на себе чрезмерный нажим. – Улыбка осветила его глаза. – Ну, надевайте же, миледи: перстень – его собственный.
Она позволила юноше взять себя за руку. На печатке были выгравированы львы Нормандии; когда Рауль коснулся ее кожи, Матильда вздрогнула; ей показалось, будто в золотом перстне сохранилась частичка притягательной силы герцога; так бывает, когда выброшенная за ненадобностью перчатка еще долго сохраняет тонкий аромат духов. Дрожа всем телом, она прошептала:
– Он слишком велик для меня и слишком тяжел.
Рауль рассмеялся.
– Мадам, я передам герцогу Вильгельму, что он подарил вам перстень, который совершенно не подходит вашей руке.
– Да, прошу вас, передайте, мессир, – сказала она.
Больше Матильда не видела посланцев. Утром они уехали, и об их визите ей на память остался лишь мужской перстень, оттягивающий тонкий дамский пальчик.
Уже на следующий день фрейлины и камеристки приступили к подготовке свадебных нарядов. Иголки и языки так и мелькали в воздухе, а миледи Адела перебирала отрезы льна и тонкого легкого шелка. Что до Матильды, то она поняла: события пошли своим чередом, и от нее более ничего не зависит. Женщина совершенно отстранилась от предсвадебных хлопот, проводя время в одиночестве, и лишь крутила на пальце перстень Вильгельма.
Она полагала, что герцог лично приедет в Брюссель, но он ограничился тем, что прислал полагающиеся в таких случаях подарки да письма, написанные высокопарным слогом на латыни, подписанные «Ego Willelmus cognomine Bastardus»[37]. Глядя на его подпись, она покраснела, спрашивая себя, уж не написал ли он эти слова специально, чтобы подразнить ее. Впоследствии Матильда узнала, что другой подписи у него не было, и невольно рассмеялась, подумав о том, как это на него похоже – столь бесстрашно ткнуть людям в зубы свое происхождение.
Иных известий от герцога не было; поскольку он выдерживал холодную отстраненность, Матильде ничего не оставалось, как предположить, что его страсть к ней угасла. Подобное отношение лишь уязвило и подстегнуло ее гордость, и, когда свадебный кортеж отправился наконец к границе Нормандии, он увозил с собой настороженную женщину, холодную и опасную, держащую себе в руках и готовую ко всему.
Герцог выслал навстречу ей почетный эскорт, дабы сопроводить свою нареченную в Э, где и должно было состояться бракосочетание. Выглядывая в щелочку между занавесок своего паланкина, миледи Матильда увидела буйное разноцветье мантий и блеск стали. Ослепительная роскошь нормандской кавалькады затмила собой великолепие кортежа графа Болдуина. Леди ошеломленно взирала на роскошные одеяния своих сопровождающих и буквально мурлыкала от удовольствия. Каким бы холодным он ни выглядел, герцог Вильгельм стремился поразить невесту пышностью собственного двора, словно павлин, распустивший перья перед самкой.
В Э их встретило шумное изысканное общество. Лицо Матильды прикрывала вуаль, леди вела себя со скромной сдержанностью, но, хотя она старательно не поднимала глаза, от ее внимания ничего не ускользало. Замок был переполнен благородными лордами, а также их женами, рыцарями и управляющими, пажами, камердинерами и церемониймейстерами. Голова у женщины шла кругом, и она с благодарностью позволила увести себя в предоставленные ей апартаменты.
71 
