На следующий день герцог отбыл столь же неожиданно, как и появился. Король наблюдал за его отъездом из окна, задумчиво поглаживая оттопыренную верхнюю губу. Стоявший рядом брат короля Эд со смешком воскликнул:
– Клянусь телом Христовым, а Бастард оказался-таки мужчиной, сир!
– Да, – медленно протянул Генрих. – Но его следует привязать ко мне еще сильнее.
– Для этого мы и выступаем вместе с ним против мятежников, брат мой. Ведь так?
– Может быть, может быть, – пробормотал король. – Думаю, смогу его использовать. Да, у меня определенно есть работа для Бастарда.
Глава 4
Когда кавалькада герцога вновь въехала в Руан, то обнаружила, что город буквально кишит вооруженными людьми. Улицы оглашал лязг стали, а солнечные лучи ослепительно сверкали на отполированных щитах и хауберках[12] рыцарей. Верные герцогу вассалы откликнулись на его призыв, стекаясь в Руан со всех концов Нормандии. День за днем шли они из Ко и Бре, из Эврецина и Вексена, из Румуа и Льевена; их опережали гонцы с сообщениями о подходе подкреплений из Перша и Уша, Иемуа и Ожа, готовых присоединиться к герцогу в его походе на запад.
У въезда в город Вильгельма встретила большая группа всадников. Среди них Рауль разглядел своего сюзерена, Рожера де Бомона, и понял, что в его свиту почти наверняка вошел отец, а также кто-нибудь из его братьев, может, даже оба. Были здесь и многие другие, включая высокого мужчину, которого очень тепло обнял герцог. Это был сам граф Роберт Э. Его сопровождал младший брат Гийом, по прозвищу Бузак, и многочисленный эскорт сторонников.
Бароны, знатные и не очень, заполонили дворец до отказа. Среди них оказался де Гурней, опытный рубака, со своим неизменным собутыльником Вальтером Клиффардом, сухопарым изможденным лордом Лонгевилля; молодой де Монфор; Гийом Фитц-Осберн, сенешаль герцога; лорды Кревекера и Этутвилля, Брикебека, Мортемера и Румара. Все они привели с собой своих сторонников, и все наперебой похвалялись ратной удалью и отвагой. Каждый день в Руан прибывали все новые и новые вооруженные отряды, словно гончие, рвущиеся с поводка, который крепко держал в руках молодой хозяин.
– Недурно, очень даже недурно! – проворчал Хуберт де Харкорт, глядя, как в город во главе своих сторонников вступает Вильгельм де Варенн. – Но, держу пари, против каждого из наших людей виконт Котантен готов выставить двух своих. – Он уныло покачал головой. – Вы видите лордов Муайона и Магневилля? Или Дрогона де Мансо, Жильбера Монтфике? А куда подевались владетели Каани и Аньера? Что слышно о Торньере? Где Сен-Совер? Либо Вальтер де Лейси? В назначенный день нам придется схлестнуться с ними, только и всего, но до этого вы их не увидите, голову даю на отсечение!
Предательство Гримбо вызвало всеобщую ненависть. Небольшая группа верных людей, сопровождавшая герцога в Валонь, вновь присоединилась к нему в Руане, горя желанием отомстить негодяю, который опоил их сонным зельем.
Помимо самого Вильгельма к бою войско готовили граф Роберт и Гуго де Гурней, но герцог превзошел их всех. Казалось, в него вселился сам дьявол; они мысленно задыхались, не поспевая за его планами и распоряжениями, а Рауль сбивался с ног физически. Теперь один мальчишка следовал за другим уже по-настоящему. Всего за ночь безумной скачки, когда оба уходили от погони, между герцогом и самым юным из его рыцарей установилась необычная, но несомненная дружба. Рауль скакал верхом рядом с Вильгельмом, спал у его дверей, сопровождал герцога на совет и даже нес его знамя, когда тот галопом проносился вдоль строя своих войск. Мужчины выразительно приподнимали брови; одни насмешливо улыбались, другие ревновали, однако он не обращал на них никакого внимания, пока герцог десять раз на дню восклицал своим повелительным голосом «Рауль!».
Отец пыжился от гордости за младшего сына, коему была оказана такая милость, и никак не мог понять, почему сам Рауль не проявляет ни малейших признаков тщеславия. Тот факт, что Рауль не питает других устремлений, кроме как беззаветно служить герцогу, вызывал у него бесконечное изумление и даже опасения. Теперь, увидев Вильгельма в деле, он уразумел, почему тот вызывает уважение, но то, что Рауль бросил к его ногам свое пылкое юношеское сердце со всеми своими мечтами, оказалось выше его понимания. Отец лишь хмурился и ворчал:
– Святые угодники! В мое время мальчишек делали из более прочного материала!