Глава 8

В кабинете салона миссис Кин, расположенного на Бонд-стрит, Венеция сидела в кресле напротив Барбары. Женщины пили кофе и курили. Венеция с усталым видом откинулась на подушки. Она сняла норковое манто и осталась в темно-коричневом костюме. Миниатюрная шляпка из бархата в тон костюму была ей к лицу. Барбара была поражена, увидев Венецию в своем салоне: впервые после смерти мужа она выглядела такой бледной и печальной.

Венеция сидела у нее уже с полчаса, и теперь Барбара знала все. Она подозревала, чем дело кончится, но как настоящая подруга, не позволила себе сказать: «Я предупреждала тебя».

– Я должна была с кем-то поделиться, – с болью в сердце говорила Венеция. – Ты понимаешь, я не могу рассказывать все это матери Джефри. Я только сказала ей, что у нас с Майком произошла размолвка.

Не забыла Венеция рассказать и о том, как вела себя Мейбл перед отъездом к леди Селлингэм.

Несмотря на пережитое, Мейбл винила себя за ссору матери с Майком и очень огорчилась, когда сегодня рано утром мать уехала из Ричмонда. Леди Селлингэм с присущим ей тактом вела себя так, как будто ничего не случилось, и приняла внучку с распростертыми объятиями. Только ее мягкие голубые глаза глядели на Венецию с печалью и тревогой. Когда они прощались, Венеция шепнула ей:

– Я думаю, что все образуется, мама… Постарайтесь не заводить разговор на эту тему с Мейбл. Пусть она все поскорее забудет.

* * *

– Стало быть, ты ушла от Майка, – произнесла Барбара. Она сощурилась и медленно покивала ухоженной головкой.

– Не навсегда, вероятно, но… просто в данный момент надо было поступить именно так, – объяснила Венеция.

– И как он воспринял твой уход?

– Без восторга, но и без особой печали, – слабо улыбнулась Венеция.

Она была истощена. С Рождества Венеция находилась в постоянном нервном напряжении. Ей было невыносимо больно вспоминать события последних дней.

Майк в конце концов перестал отрицать свою измену и защищался, прибегнув к испытанному средству – вымаливанию прощения.

– Ты, черт возьми, совершенно права, что ушла, – поддержала подругу Барбара. – На твоем месте я бы еще отвесила молодому человеку оплеуху на прощанье. Мне кажется, что ты говорила с ним чересчур вежливо.

– Это потому, – ответила Венеция, – что я пытаюсь смотреть немного вперед.

– Ну, и что ты собираешься делать дальше? – спросила Барбара.

– Не знаю, – призналась Венеция. Барбара шумно задвинула ящик письменного стола, нахмурилась, загасила окурок в пепельнице и подошла к радиатору.

– Надо будет им заняться, а то еле греет, – пробормотала она, не переставая думать о Венеции. Венеция, в свою очередь, знала, что, несмотря на свой язычок, Барбара была хорошей подругой, на которую можно положиться.

– Дорогая, не беспокойся обо мне, – попыталась улыбнуться Венеция.

– Как не беспокоиться, черт возьми, – сказала Барбара, – когда ты такая мягкотелая. А надо быть стервой вроде меня, чтобы иметь дело с такими типами, как твой Майк.

– Понимаешь, на большее, чем уйти из дома, я не способна.

– И готова в любую минуту вернуться, давая тем самым ему понять, что простила его и готова подтвердить, какой он милый мальчик? – саркастически засмеялась Барбара.

Венеция вздохнула и ответила:

– Я не говорила этого.

– Но ты же никогда не позволишь вызвать в суд свою дочь в качестве свидетеля! Она – это все, что у тебя есть.

Венеция закрыла лицо руками и простонала:

– О Боже, мне совершенно не хочется, чтобы бедная девочка еще раз все это пережила. Из нее клещами приходилось вырывать каждое слово. Я никогда не забуду этот ужас, но надеюсь, что она со временем все забудет.

– Да, дело паршивое, – откровенно согласилась Барбара. – Вот тебе мой совет: пусть мистер Прайс занимается своим бизнесом, а ты живи по-старому… даже если это будет означать, что твой второй брак не состоялся. Уж лучше так, чем жить с мужиком такого сорта. Если он способен на такое вскоре после свадьбы, можешь не сомневаться: повторение не заставит себя ждать!

Венеция промолчала. С того самого дня, как у нее открылись глаза, она непрестанно твердила эти слова, хотя всей душой страшилась распада их брака. Перед ее отъездом Майк заявил ей:

  53