Последние отзывы

  45  

Это было настоящее признание, и это давало Вероне удовлетворение.

Однажды на последней полосе газеты, которую читал Форбс, Верона заметила фотографию одной из работ Стефана. Форбс не показал и вида, что заметил картину и ничего не сказал, Верона же вырезала фотографию и жадно смотрела на нее, прежде чем спрятать. Ей с трудом уже верилось, что она близко знала этого известного молодого художника. В этом для Вероны не было ничего неожиданного. Она лучше, чем кто-либо другой, знала, что Стефан – великий художник. Единственное, о чем она не подозревала, – это то, что успех придет к нему так быстро.

Была ли в его жизни какая-нибудь женщина?

Это был очень жгучий вопрос, который Ворона часто задавала себе. Боясь правды, она все-таки хотела ее узнать. Но Эвелин никогда не передавала ей конкретных новостей об этом, а Верона никогда не спрашивала.

Не удивительно, что Верона вспомнила о Стефане сегодня из-за незабываемого дня рождения, которое провела с ним. Верона, которой тогда исполнилось двадцать лет, сидела в старой мастерской на Глочестер-роуд, ела сосиски и пила пиво.

Все в прошлом, говорила теперь она себе с горечью. Все в прошлом. Верона стала самой настоящей офицерской женой, превратилась в ее образец. Форбс только этого и желал, а Верона поехала с ним за границу только с одной мыслью – забыть Стефана и быть хорошей и верной женой Форбсу.

У нее была работа. Как и пророчила ее свекровь, Верона вошла в Совет офицерских жен и по утрам работала под руководством генеральской жены Кэтрин Борн. Вероне нравилась миссис Борн, седоволосая живая женщина, посвятившая жизнь мужу и армии. Миссис Борн сочувствовала людям, у которых, как она говорила, «нет призвания к службе». Миссис Борн, в свою очередь, тоже симпатизировала Вероне, и частенько приглашала ее с Форбсом на обед к генералу.

Форбсу всегда нравилось, когда Верона с другими женами работала. Несколько раз он открыто выражал свое удовлетворение тем, как она здесь устроилась.

Но мысли Вероны все чаще и чаще возвращались к идее завести ребенка. Форбс же не поддерживал ее. Он не хотел подрывать ее здоровье бременем материнства. На Востоке, где столько трудностей для нормального проживания, материнство очень проблематично.

Верона говорила, что сотни женщин имеют здесь детей, и они хорошо приспосабливаются, но Форбс по-прежнему возражал: они оба молоды и могли бы подождать, пока не приедут в Англию.

Верона никогда не настаивала на своих аргументах. И все шло как есть. Но иногда она думала, что ребенок – это решение самой важной для нее проблемы – нечто значительное и важное, способное полностью заполнить собой пустоту в ее душе. Она чувствовала, что что-то потеряла в своей жизни, и это ощущение становилось все больше и больше. Верона начинала понимать, что это нарастает в ней тоска по прошлому.

Сегодня она чувствовала себя особенно тоскливо и не хотела вечеринки, но она должна была сделать все от нее зависящее, чтобы показать, что она наслаждается днем рождения. Форбс очень беспокоился о ее настроении. Он уже доставил ей одно удовольствие. Свозил ее вчера в Порт-Саид и купил ей большой и дорогой флакон духов «Шанель» и прелестные золотые сережки, которые она надела сегодня. Когда Верона услышала шаги мужа, голоса и смех, доносившиеся с веранды, она поспешно включила еще две лампы, чтобы лучше осветить стол.

Форбс толкнул дверь. Верона услышала, как он перед кем-то извинялся за то, что вошел первым. Широко улыбаясь, держа в каждой руке по сосуду со льдом для коктейля, появился Форбс.

– Все готово, дорогая. Можно начинать нашу пирушку.

Верона улыбнулась, взяла у него сосуды и поставила их на стол. Форбс вытер вспотевшее лицо и шею. Со дня их свадьбы он неожиданно немного вырос из-за такого климата и обильной пищи, и выглядел чрезвычайно здоровым.

За Форбсом вошли еще трое. Двоих Верона знала и приветствовала их. Это Бени Кинтел, который служил с Форбсом, высокий загорелый мужчина с редеющими на висках волосами, широкой бородой и приятной, но довольно скупой улыбкой. Он не был тем человеком, который мог бы привлечь Верону. Но Бени был одним из лучших друзей Форбса и отличным спортсменом. Они увлеченно занимались парусным спортом. Его жена, миссис Кинтел, была всем известна как Брауни. Она была маленькой женщиной, в половину роста мужа, с большими озорными глазами на ничего не выражающем маленьком лице. Она носила белокурый с завитушками, как у пажа, парик. Брауни обладала бесконечной энергией и одним из тех сладких, подобных детскому, голосков, которые неожиданно появляются у женщин ее возраста (миссис Кинтел была на десять лет старше Вероны). Верона часто виделась с Кинтелами и у них сложилась компания из четырех человек. Многое они делали вместе. Кипучее настроение Брауни помогало Вероне, когда она тосковала по дому и находилась в меланхолическом настроении.

  45