Особенно,... 
126 
К четырем часам телефон практически не умолкал. Каждые пять минут звонил какой-нибудь марокканец или американец, и каждому непременно требовалось переговорить с кем угодно, но только не с тем, кто отвечал на звонок.
Франциско решил, что пора нас перетасовать: Сайруса с Бенджамином он отправил наверх, на второй этаж, я же спустился вниз к Латифе.
Она стояла в центре вестибюля – всматриваясь в окна, перепрыгивая с ноги на ногу, перебрасывая «Узи» из одной руки в другую.
– В чем дело? – спросил я. – В туалет хочешь?
Она посмотрела мне в глаза и утвердительно кивнула. Тогда я сказал, чтобы она шла, делала свои дела и не переживала так сильно.
– Солнце садится, – заметила Латифа спустя полпачки сигарет.
Я посмотрел на часы и перевел взгляд на окна сзади: действительно, солнце садилось, а ночь поднималась.
– Да, – коротко подтвердил я.
Глядя в стекло на секретарском столе, Латифа пыталась привести в порядок волосы.
– Пойду прогуляюсь наружу, – сказал я. Она испуганно обернулась:
– Ты что? Шизанулся?
– Просто хочу взглянуть.
– Взглянуть на что? – Латифа была в бешенстве, будто я решил бросить ее здесь навсегда. – Бернард на крыше, ему и так все видно. Зачем тебе на улицу?
Я втянул воздух сквозь зубы и снова сверился с часами:
– Это дерево меня беспокоит.
– Ты что, хочешь взглянуть на какое-то долбаное дерево?
– Там ветви свисают через стену. Я просто хочу взглянуть, все ли в порядке.
Латифа подошла к окну, встала рядом со мной. Поливалка все работала.
– Какое дерево?
– Вон то, – ответил я. – Араукария.
Десять минут шестого.
Солнце опустилось почти наполовину.
Латифа сидела у подножия центральной лестницы, растирая башмаком мраморный пол и забавляясь со своим «Узи».
Я смотрел на нее и вспоминал – о нашем с ней сексе, разумеется. Но не только. Я вспоминал, как мы вместе смеялись – или расстраивались. И еще о спагетти. Временами Латифа могла довести до белого каления кого угодно. Она определенно была конченым человеком, полной безнадегой во всем, что только можно себе представить. Но в то же время она была замечательной девчонкой.
– Все будет хорошо, – сказал я.
Она подняла голову и посмотрела мне в глаза. Интересно, о чем она сейчас думает? О том же, что и я?
– А кто, мать твою, сказал, что не будет?
Латифа пробежалась пальцами по волосам, взъерошила, занавесилась ими от меня. Я рассмеялся.
– Рикки! – громко позвал Сайрус, перегибаясь через перила второго этажа.
– Что?
– Давай наверх. Сиско зовет.
Заложники рассредоточились по всему ковру – головы свесились на грудь, спина прижата к спине. Дисциплина несколько ослабла, так что некоторые даже осмелились вытянуть ноги за край ковра. Трое или четверо напевали что-то из «кантри» – негромко и без особого энтузиазма.
– Что? – спросил я.
Франциско жестом указал на Бимона, протягивавшего мне телефонную трубку. Я насупил брови и отмахнулся – словно на другом конце была моя жена, а я все равно буду дома через полчаса. Но Бимон продолжал протягивать трубку.
– Им известно, что вы американец. Я пожал плечами: ну и что?
– Поговори с ними, Рикки, – велел Франциско. – От нас не убудет.
Я снова пожал плечами – угрюмо, мол, господи, что за пустая трата времени – и лениво двинулся к столу.
– Америкос хренов, – прошептал Франциско.
– Пошел ты! – огрызнулся я и поднес трубку к уху. – Да?
В трубке щелкнуло, затем загудело, затем снова щелкнуло.
– Лэнг?
«А вот и мы», – подумал я.
– Да, – ответил Рикки.
– Как поживаете?
Это был Рассел П. Барнс, главный засранец здешних мест, и даже через шипение помех его голос звучал покровительственно и самонадеянно.
– Какого хера вам надо? – отрезал Рикки.
– Помаши нам, Томас, – сказал Барнс.
Знаком я попросил у Франциско бинокль, он протянул мне его через стол. Я пододвинулся к окну.
– Теперь чуточку влево, – сказал Барнс.
На углу квартала, внутри заслона из джипов и армейских грузовиков, стояла группа мужчин. Некоторые в форме, некоторые – без.
Я подкрутил бинокль, перед глазами запрыгали дома и деревья, а затем промелькнул Барнс. Я повел биноклем назад и зафиксировал: вот он – телефон возле уха, бинокль у глаз. Он и в самом деле махал рукой.
Я проверил остальных, но серых брюк в полоску не обнаружил.
– Я просто поздороваться, Том, – сказал Барнс.
– Ясно, – ответил Рикки.
126 
