Глава 1

ИГРЫ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ МАЛЬЧИКОВ

Местный лес — это, как правило, внешне безграничное скопище высоченных деревьев, растущих так густо, что солнечные лучи лишь в редких местах достигают земли. Звучит не слишком поэтично, зато коротко описывает суть термина. Однако в данном месте деревьев вообще не было, что неудивительно — ведь я стоял посреди поляны. Со всех сторон зеленые стены, под ногами цветущий ковер разнотравья. Бабочки порхают, пчелы и темно-зеленые жуки жужжат, над головой ласточки проносятся, воздух гудит от разнообразных птичьих трелей. Красота. Поздняя весна или раннее лето? Не знаю. У аборигенов вообще нет такого понятия, как «время года». Есть год, грубо разделенный на неравномерные отрезки времени, причем разделение это зависит от местности. Ничего странного, ведь их назначают по срокам сева яровых, жатвы озимых, схода льда с судоходных рек или рыбных озер и прочим событиям, если и относящимся к астрономическим, то косвенно.

Если вспомнить, когда я в последний раз видел снег или лед, получается, на дворе давно уже лето. Но, учитывая мягкость и кратковременность зим в Межгорье, — не факт. Почему-то гораздо приятнее думать, что сейчас конец весны. Вон и жуки чуть ли не майские. Если так, то до холодов еще не меньше полугода, а это ведь прекрасно — можно много чего успеть.

Лес… Кроны густые — в таких легко спрятаться от чужих глаз. Вдоль края поляны тянется едва заметная тропинка, дальше опять ныряя под деревья. Если тебе понадобится на ней кого-то подстеречь с целью вдумчивой беседы на тему «жизнь или кошелек», то хороший вариант — засесть среди ветвей. Особенно если умеешь управляться с арбалетом или коротким ругийским луком.

При желании на ветвях этих дубов можно стрелковую роту пристроить. Но люди, имеющие обыкновение пользоваться здешними лесными тропками, как правило, не верят в торжество царства добра или даже вовсе по натуре параноики. В первую очередь они ждут пакостей как раз от таких вот удобных вариантов для засады. Что там, возле ствола? Бугор… Какой-то он на диво подозрительный, услужливое воображение трясется в боязливом ознобе, узрев в рисунке коры злобный взгляд потомственного каторжанина и отблеск на лезвии длинного ножа. А что в той, особо пышной кроне? Ах нет, не в ней. Чуть дальше стоит сохнущий великан, украшенный парочкой вороньих гнезд, — это они меня смутили, проглядывая через зелень. Кстати, сохнет этот дуб как-то странно: один сук почему-то зеленеет, будто младенец, у которого все еще впереди.

А уж стволы какие толстые у той парочки, за ними можно всадникам спрятаться, не спешиваясь. Место, похоже, активно посещается людьми: видна куча палых веток — кто-то заготавливал хворост. А вон кусок трухлявого ствола валяется — у сборщика не хватило силы дотащить до дома.

А может, он не только хворост, а и кошельки заготавливает? Причем чужие. В этом милом мире честно жить нравится далеко не всем. Епископа с его проповедями на тему святости труда и неизбежности торжества прогресса не каждый согласен слушать. Взять тех же бакайцев: хоть двери у них без замков, но ведь все до единого бывшие пираты. Причем бывшие не в силу изменения жизненных взглядов, а по очень простой причине: для продолжения традиционного промысла у них нет средств производства. А именно — кораблей. Так что ни о каком исправлении порочной натуры не может быть и речи.

Хотя после зимних событий насчет кораблей появились варианты…

За спиной неторопливо притоптывают несколько неудачников. Для провинившегося человека нет зрелища приятнее, чем созерцать процесс появления новой порции коллег по несчастью. Ну что ж, не станем их разочаровывать.

Попугай, восседавший на плече, в силу врожденной злобности не смог удержаться — попытался клюнуть неосторожно приблизившегося жука, из-за чего потерял равновесие и вынужден был его сохранить при помощи размахивания крыльями. Заработав жесткими перьями по уху, я в отместку щелкнул его по лбу, в ответ получив угрожающее сообщение:

  3