Особенно,... 
88 
— Продолжаем танцы! — выговорил он, оборачиваясь к Шантели.
Мы вернулись в кают-компанию и снова танцевали, но из головы не шло странное происшествие на нижней палубе. Хоть никто и не заговаривал о нем вслух, я уверена, оно было в памяти у всех.
Я ушла рано. Добравшись до каюты, я нашла на своем столике записку доктора Грегори. Он решил оставить мальчика в лазарете до утра.
Назавтра рано утром пришел стюард сообщить, что меня хочет видеть доктор. Чувствуя неладное, я направилась к нему.
— Где Эдвард? — сразу спросила я.
— Все еще в постели. Ему немного нездоровится… ничего особенного. К полудню совершенно поправится.
— Вы его оставляете у себя?
— Только до пробуждения. С ним все в порядке — сейчас.
— Но что произошло?
— Мисс Брет, дело серьезное. Ребенку подмешали наркотик.
— Наркотик?!
Доктор кивнул.
— История, рассказанная Джонни, ему не померещилась. Кто-то действительно зашел в каюту и унес ребенка.
— Но зачем?!
— Не представляю. Я расспросил Джонни. Он рассказал, что не мог уснуть, так как думал о танцах и маскарадных костюмах. Перед этим он нарисовал свою мать и, решив показать рисунок Эдварду, надел тапочки и пижаму и пошел к нему. По пути мальчик сбился и, пытаясь сориентироваться, вдруг увидел человека, которого он называет Гулли-Гулли. Тот нес Эдварда.
— Фокусник Гулли-Гулли… Но он поднимался на борт еще в Порт-Саиде и там же сошел.
— Очевидно, он имеет в виду, что видел кого-то в бурнусе.
— Кого же?
— Мисс Брет, вчера вечером почти все мужчины на судне были в этой одежде.
— Но кто мог вынести Эдварда?
— Я тоже хотел бы знать кто. И кто перед этим дал ребенку наркотик.
Я побледнела. Доктор не спускал, глаз с моего лица, словно виня за происшедшее.
— Не представляю, — выдавила я.
— Действительно, кажется невероятным.
— Как ему могли дать наркотик?
— Очень просто. Растворить снотворное в воде, молоке…
— Молоке! — эхом повторила я.
— Пара обычных снотворных таблеток могла погрузить ребенка в глубокий сон. Мисс Брет, у вас были снотворные таблетки?
— Нет. Они есть у матери. Но она бы…
— Значит, добыть таблетки тому, кому это понадобилось, было проще простого. Одно остается загадкой: с какой целью?
— Усыпить, чтобы не поднял тревоги, когда понесут на палубу. Но для чего? Бросить за борт?
— Мисс Брет!
— Вы можете предположить другое?
— Сама мысль об этом представляется кощунственной.
Некоторое время мы молчали. «Да, конечно, нелепица, кощунство, — рассуждала я. — Кому могло прийти в голову убить Эдварда?» Неожиданно я услышала собственный ненатуральный высокий голос:
— Что вы намерены предпринять?
— Думаю, чем меньше об этом будет разговоров, тем лучше. Сами знаете, как все будет перетолковано. Бог знает, чего наплетут. Пока что большинство считает это всего лишь мальчишеской проделкой.
— Но Джонни будет настаивать, что видел того, кого он принял за Гулли-Гулли.
— Все решат, что он ему примерещился.
— Но все видели, что Эдвард был без сознания.
— Подумают, что притворялся.
Я покачала головой.
— Ужас!
Он согласился. Потом принялся задавать вопросы. Я припомнила, как принесли молоко, как он отказался от него, как я вышла в каюту Шантели, а после мы вернулись вместе, как она пригубила стакан, уговаривая его, чтобы выпил.
— Я поинтересуюсь, не почувствовала ли она необычного привкуса.
— Она бы сразу сказала, если бы почувствовала.
— Значит, вы не можете пролить свет на это загадочное происшествие?
Я ответила, что не могу. В каюту я вернулась глубоко подавленной.
Я хотела поговорить с Редверсом. Я знала, что доктор Грегори обязательно ему доложил, и пыталась угадать, какова была его реакция на весть о том, что кто-то покушался на его сына. Покушался — очень сильное слово. Но ради какой иной цели могли усыпить ребенка?
Врач не желал сообщать о происшествии. Решил держать его в тайне от пассажиров, сделав исключение только для меня, как воспитательницы. Редверс, как отец, тоже должен знать — не говоря уже о том, что как капитан он обязан быть в курсе всего, происходящего на борту.
Пойду к нему в каюту и объяснюсь. Я должна.
Тут в дверь постучали и донесся голос Шантели:
88 
