Пробираясь к себе на рассвете, дрожа от нервного напряжения, Чармиан тихо входила в квартиру и падала на кровать. Даже здесь она не могла уснуть и лежала, уставившись перед собой невидящими сухими глазами. Она и думать не могла о еде. Лицо ее осунулось, а глаза, утратив блеск, казались темно-синими, почти черными.
Хотя днем Чармиан старалась держаться так, будто ничего не происходило, часто ее лицо принимало отрешенное выражение, а сама она, казалось, не замечала ничего вокруг. Все чаще Джеффри бросал недоуменные взгляды на Чармиан. Он не понимал того, что с ней происходило, не мог в этом разобраться.
Состояние Чармиан начало волновать и Лиззи, хотя она пока не вмешивалась…
– Ваш гость… – Голос Лиззи заставил Чармиан оторваться от горьких мыслей.
Вероятно, подумала она, кто-то из знакомых бабушки пришел узнать, как она себя чувствует.
Однако, пересекая двор, Чармиан увидела припаркованную у ворот машину с иностранными номерами.
У Лиззи были ключи от квартиры Чармиан, и она провела туда гостя. Когда Чармиан вошла в гостиную, мужчина, сидевший на диване и читавший газету, поднялся, широко улыбаясь.
– Петер! – удивленно воскликнула она. – Что ты делаешь в Англии? И как ты…
– Я здесь по семейному делу, связанному с английскими родственниками моей бабушки. Отец настоял, чтобы я позвонил тебе и уговорил переменить свое решение и вернуться работать к нам. Ну, и я сам хотел тебя увидеть.
– Не могу. Боюсь, ничего не получится, – ответила Чармиан.
Петер был старшим сыном в семье, владевшей сетью отелей, где раньше работала Чармиан. Он никогда не скрывал своих чувств к ней. Они вместе ходили на вечеринки. Но когда девушка заметила, насколько серьезны чувства Петера к ней, она честно сказала, что не любит его.
Это не помешало им сохранить дружеские отношения. И Петеру первому Чармиан сообщила, что вынуждена оставить работу и вернуться к бабушке.
– Разве твоей бабушке не лучше? – нахмурившись, спросил он. – Я думал, что после отдыха ты…
– Ее состояние оказалось намного более серьезным, чем я предполагала. Да и врачи не знали этого, пока не провели обследование. Бабушке сделали очень серьезную операцию, и она хорошо перенесла ее, но, боюсь, не сможет жить одна, во всяком случае первое время. Я бы с удовольствием вернулась назад, Петер, но сейчас это невозможно.
– Я подозревал, каким будет твой ответ, – грустно заметил Петер. – Мы очень скучаем по тебе, и если когда-нибудь передумаешь…
Провожая его, Чармиан растроганно сказала:
– Я не могла и подумать, что вы никого не возьмете на мое место.
– Работа будет ждать тебя, когда бы ты ни решила вернуться, – мягко произнес Петер, когда они шли к машине.
Краем глаза Чармиан заметила, как из-за угла дома появился «ягуар» Джеффри.
Чармиан вся сжалась, и ее напряжение, словно электрический ток по проводам, передалось Петеру. Он нахмурился, проследив за взглядом Чармиан.
– Давай вместе пообедаем сегодня вечером, – предложил Петер. – Мы могли бы…
Чармиан быстро прервала его:
– Не могу… Я… я… рада, что ты приехал повидать меня. И предложил мне вернуться на прежнюю работу. Но…
У нее перехватило горло. Что могла она объяснить этому терпеливому, нежному, интеллигентному мужчине? Если бы он узнал всю правду о ней… о том, какой она стала… он бы…
Петер участливо коснулся ее руки.
– Чармиан…
Но она, не слушая его, со страхом смотрела на приближающегося Джеффри, губы которого кривились в гневной усмешке.
– Петер… я должна вернуться к работе…
Ей было так больно вспоминать сейчас о своей прошлой жизни. Она была тогда свободна и независима. Ее уважали, и она могла гордиться собой. Все теперь позади. Ее жизнь сломана безжалостным человеком, который ненавидит ее и не упускает случая унизить.
– Кто это? – требовательно спросил Джеффри, подойдя к Чармиан, как только машина Петера отъехала.
– Старый друг… – ответила она, направляясь к своей квартире и стараясь не смотреть на Джеффри.
– Как долго он здесь был?
Чармиан неожиданно почувствовала, что у нее кружится голова и тошнота подкатывает к горлу. С самого утра она почти ничего не ела. Ей было так плохо после ночи с Джеффри, что она не могла заставить себя выпить хотя бы чашку чая.
– Не знаю… Час… может быть, больше…
Она не представляла, когда приехал Петер, и теперь чувствовала себя виноватой, что даже не предложила ему чаю или чего-нибудь еще.