Дождь обрушился со свистом, внезапно, и, пока Кэтлин добежала до двери дома, она вымокла до нитки. Ее хлопчатобумажные шорты и рубашка прилипли к телу, а волосы повисли мокрыми прядями. Ветер словно срезал с нее мокрую одежду, и ее неудержимо трясло от его натиска.
Я вполне могла бы быть и вовсе голой посреди такой бури. Холоднее бы не было.
Она пробралась в дом, едва не споткнувшись о Шнуделя, и схватила из ванной несколько полотенец. Но даже энергичное растирание не очень-то помогло. Ее все еще трясло. Она присела на колени около камина и поднесла зажженную спичку к аккуратно уложенным в нем хворосту и дровам.
Потом свернулась тут же калачиком и смотрела, как огонь жадно лижет сухие дрова, и повсюду словно растекалось уютное тепло. Возможно, именно так проводят зиму на Сапфировом озере. Ее снова стало трясти, и Кэтлин не была уверена, то ли от того, что она вымокла до нитки, то ли от мысли, что она здесь, как на необитаемом острове, совсем одна. Интересно, продумал ли Пенн заранее, как тут жить? Как он решился жить совсем один, когда на несколько миль вокруг ни души…
Или, может быть, именно это его и привлекает — жить абсолютно одному. Казалось, это его вовсе не волновало — он привык рассчитывать только на самого себя…
Шнудель навострил уши и заскулил, едва раздался первый стук в дверь, поднявший Кэтлин на ноги. Это не мог быть Пенн. Он не стал бы стучать. Вернее, постучал бы только в том случае, если бы боялся войти и застать ее совсем раздетой.
Она распахнула дверь.
— Не стой под дождем… Маркус? Что ты здесь делаешь?
Он перешагнул порог, держа в руках промокший зонт.
— Мне надо поговорить с тобой, Кэтлин. — Он одним долгим взглядом окинул ее промокшую одежду и замотанную полотенцем голову. — А что тут делаешь ты?
— Это случайный душ, будь уверен. — Она вся дрожала от ветра. — Просто сохну у огня. Проходи.
— Спасибо. Зайду. Сегодня днем я играл в гольф, и мне пришла в голову мысль, которую, думаю, я должен обсудить с тобой.
Маркус снял теплый плащ, аккуратно положил его на спинку стула и поставил зонт в безопасное от искр место.
Он играл днем в гольф, тогда почему же не переоделся, перед тем как ехать сюда в такую грозу? На нем не было нигде ни одного мокрого пятна, разве только на манжетах его элегантных широких брюк для гольфа.
— … много говорят, — произнес он, — и я подумал, что ты должна знать, что говорят.
— Говорят? О чем?
Он выглядел слегка выбитым из колеи.
— О тебе, Кэтлин. И этом типе, Колдуэлле. Весь город думает, что ты переехала сюда, чтобы жить с ним.
Это не явилось неожиданностью. Самым большим шоком было то, что сама Кэтлин не предвидела распространения такого слуха о ней.
— Весь город? — Она покачала головой. — Вероятно, не больше двух третей. Но благодарю за информацию, Маркус.
— Кэтлин, — его голос был мрачным, — тебе в самом деле следует отнестись к этому серьезно.
— Почему? Потому что ты относишься серьезно?
Губы Маркуса вытянулись в жесткую тонкую линию.
— Неважно, что ты не сочла нужным сказать мне, что вы были помолвлены когда-то.
— Я не сказала, потому что мы не были помолвлены, — решительно сказала Кэтлин. — И для твоего сведения, я не живу с ним сейчас. Мы просто соседи, и все.
Ее начали мучить угрызения совести, но она твердо успокоила свою совесть.
— Ради Бога, Маркус. Мужчина, который жил по соседству с маминым домом на Белле Виста-авеню, вполне мог быть фотомоделью для модных журналов, но я не заметила, чтобы ты расстраивался на этот счет.
— Это другое дело, — сурово сказал Маркус. — Я все еще беспокоюсь о тебе, Кэтлин, и мне не нравится, когда ты своим поведением вызываешь общественный скандал.
Стукнула передняя дверь.
— Я уж не говорю, что снаружи идет сильный дождь, но я видел, как мимо прошла утка в спасательном жилете, — сказал Пенн. — Ты не бросишь мне полотенце, Котенок? Благодарю. О, ты уже разожгла огонь.
Он просушил волосы полотенцем, вытер ноги о коврик около двери и, не заботясь об остальном, направился через комнату к камину.
— Привет, Вейнрайт.
Он протянул Маркусу большую влажную руку. Тот с опаской посмотрел на явные пятна масла и бензина на ней, перед тем как нерешительно протянуть свою.
Потом Пенн перелез через Кэтлин и уютно устроился на кирпичной плите у камина рядом с ней. Она пыталась подать ему предупредительный знак, но он, казалось, не обратил на него внимания. Ей не удалось даже отклонить голову, когда его рука, все еще холодная и влажная, взяла ее за подбородок. И он запечатлел долгий и неторопливый поцелуй на ее губах.