Последние отзывы

  34  

Все вокруг нее закружилось, поплыло, и она уже не в силах была о чем-то думать. Цокот лошадиных копыт по мостовой и грохот пронесшегося мимо экипажа, казалось, доносились откуда-то из другого мира.

Едва сдерживаясь, Пьер выпустил Ваду из своих объятий и произнес:

— Пойдем куда-нибудь, где потише.

Он взял ее под руку, как уже делал это прежде, и они стали удаляться от Сены по узкой извилистой улочке.

Пьер и Вада шли молча, словно окаменев. Наконец Пьер остановился, открыл входную парадную дверь и потянул девушку за собой в небольшой квадратный холл. Отсюда начиналась крутая лестница, ведущая наверх, в темноту, которую лишь слегка рассеивал свет керосиновой лампы, мерцавшей в пролете.

Они поднялись на четвертый этаж. Пьер достал из кармана ключ, открыл дверь, и Вада догадалась, что попала в его студию.

Это просторное помещение тянулось вдоль всего здания. Всю противоположную стену — от пола до потолка — занимало окно, и Вада, ни о чем не думая, подошла к нему, чтобы полюбоваться ночным Парижем, пока Пьер зажигал лампу.

Весь город, казалось, лежал внизу, когда она смотрела с высоты на серые крыши бесконечных домов. Вдали мерцали огоньки, — как звезды, упавшие с небес.

Она стояла так несколько минут, любуясь красотой ночного города, затем обернулась. Пьер уже справился с лампой, и она заливала мягким золотистым светом всю комнату.

Вада увидела мольберт, кисти, холсты, палитру и несколько бутылок, содержимое которых ей было не понятно. По стенам сплошь висели картины, одни в рамах, другие — без них, некоторые были написаны маслом, а рядом с ними — наброски углем, тут же незатейливые этюды, рисунки тушью.

Вада восхищенно смотрела вокруг.

— Именно так я и представляла себе студию художника!

— Здесь чище, чем во многих других! — откликнулся Пьер.

В углу стоял огромный широкий диван, застланный ярко-красным шелковым покрывалом, издалека оно выделялось ярким пятном. Вада посмотрела на него с изумлением.

Пьер подошел к ней ближе.

— Как-нибудь, — сказал он, — я покажу тебе картины и объясню, что они изображают. А сейчас меня интересует совсем другое.

— Что именно? — спросила девушка.

— Ты! И только ты! Он обнял Ваду.

— Ты красивей и желаннее любой картины!

Вада почувствовала, что вся дрожит от звуков его глубокого голоса и оттого, что он опять очень близко привлек ее к себе.

Невольно она подняла глаза вверх, ловя выражение его лица, но его губы неожиданно коснулись ее уст. Он поцеловал ее жадно и страстно, и это был уже не тот поцелуй, что около Сены.

Казалось, он достиг ее сердца и завладел им.

— Ты такая нежная, милая, такая восхитительная! — шептал Пьер.

Затем коснулся губами ее шеи, и это ощущение отличалось от того, что она испытывала прежде. От восторга, упоения, радости она вся дрожала и едва могла дышать.

Вада чувствовала, что что-то первородное поднималось внутри нее, такое же страстное и необузданное, как поцелуй Пьера.

И одновременно все это было частью волшебной музыки и поэзии Верлена.

Пьер притянул ее ближе… еще ближе к себе. Вдруг до нее дошло, что он расстегивает пуговицы на спине ее платья.

Легким движением Вада попыталась освободиться, но обнаружила, что она, как пленница, полностью в его руках.

Пьер оказался сильнее, чем она предполагала. Вада ощущала себя слабой и беспомощной, не могла убежать от него, а он властно завладевал ею.

— Нет… пожалуйста… не надо! Казалось, он не слышал ее.

— Пьер… не надо. Я…

Он обнажил ее плечи, покрывая их и шею горячими поцелуями, обжигавшими кожу, которые проникали во все клеточки ее тела. И в то же время ее губы еще чувствовали его власть над собой.

— Ну… пожалуйста… не надо, — умоляла Вада, затем внезапно с ужасом произнесла:

— Ты пугаешь меня… я боюсь!

Это был крик ребенка; Пьер поднял голову и посмотрел в ее глаза, окутанные темнотой, пытаясь увидеть лицо.

— Ты… ты не должен этого делать, это нехорошо!

Пьер оторопел, но все еще продолжал держать Ваду в объятиях.

— О чем ты говоришь? — спросил он.

— Ты… ты не должен… целовать меня так… Ты не должен расстегивать мое платье. Это не хорошо. Я уверена, что этого не следует делать!

— Но почему?

— Не знаю… но ты не должен…

— Я хочу тебя!

— Я… не понимаю…

— Но ты же пришла сюда, — сказал он.

  34