Каждое здание поражало тщательностью отделки и фантазией древних мастеров: гротескные рычащие львы и фантастические черепахи защищали дома и их обитателей от злых духов.
— Маньчжурских девушек со всеми положенными церемониями переводят через Золотую реку, — продолжала Цзывана. — Потом, во времена Цы-Си, наложниц встречала мачеха императора, которую сопровождал главный евнух. Изучали гороскоп девушек, проверяли, нет ли у них каких-нибудь изъянов, признаков болезней, после чего наконец они присоединялись к населению дворца, которое составляло около шести тысяч человек.
— Какая зловещая церемония!
— Так и есть, но еще страшнее то, что потом наложнице предстояло провести месяцы, а может быть, и годы в полном одиночестве. Она не видела не только императора, но вообще мужчин, если не считать евнухов. Мне рассказывал кто-то, кто был знаком с Цы-Си, когда она была еще совсем молодой, что император нередко тайком выскальзывал за стены Запретного города в сопровождении кого-нибудь из любимых евнухов. Они отправлялись в притоны Внешнего города, в приюты цветов, в опиумные ямы, туда, где можно было увидеть стриптиз, пообщаться с китаянками, так называемыми лилейными ножками.
Стэнтон Вэр внимательно слушал, не перебивая девушку. Он не мог не удивляться, что столь юное и хрупкое существо знакомо со столь пикантными подробностями жизни. Несмотря на то что майор сам все это знал, он не прерывал ее рассказ, следя за ним с искренним интересом.
— Мне говорили, — продолжала Цзывана, — что в один прекрасный день главный евнух, взяв нефритовую табличку, на которой император писал имя наложницы, с которой хотел провести следующую ночь, обнаружил на ней имя Цы-Си.
— Сколько времени она провела до этого в Запретном городе?
— Три года. Главный евнух явился в ее комнату, раздел девушку, завернул в алое покрывало и на плече понес к императорской постели. Это был первый раз, когда ей удалось его увидеть. Этикет предписывал, чтобы она подползла к нему от изножия кровати. На заре главный евнух вновь отнес Цы-Си в ее комнату. Тот день, в который ей выпало счастье посетить императорское ложе, заносился в специальную книгу и скреплялся специальной печатью.
— Странная церемония. В Англии ее назвали бы варварской.
— Я слышала, что англичанки считают себя равными мужчинам, а порою даже думают, что превосходят их.
— А что еще, интересно, вы слышали об Англии? — улыбнулся майор.
— Знатные дамы, считающие себя неотразимыми, повелевают мужчинами, а те, по слабости характера, подчиняются.
Стэнтон Вэр не смог сдержать улыбку, слыша, какое презрение проскользнуло в ее голосе.
— Кого вы презираете больше, — спросил он, — женщину, которая командует мужчиной и отдает больше приказаний, чем сама вдовствующая императрица, или мужчину, готового ей повиноваться?
— Мне кажется, плохо и то и другое, — отвечала Цзывана. — Мужчина рождается, чтобы повелевать. Если бы наш император не оказался столь слабым, что стал узником своей тетки, мы не были бы сейчас в том положении, в котором находимся.
— Да, наверное, вы правы, — согласился Стэнтон Вэр. — Но слабость многих мужчин, возможно, объясняется дурным влиянием женщин определенного сорта.
— Настоящий мужчина должен быть сильным не только физически, но и духовно. А женщина должна его вдохновлять, но не командовать им.
Стэнтон Вэр негромко рассмеялся. Цзывана удивленно посмотрела на него.
— Мне вдруг стало интересно, какая из ваших кровей вложила вам в уста эти слова.
— Разве я не могу мыслить самостоятельно?
— Нет, — ответил он. — Вас овевают три ветра: во-первых, это ветер Китая. Следуя ему, вы должны быть мягкой и податливой, низко склоняться перед своим Господином и Хозяином. Во-вторых, русский ветер. Он несет огонь, бурю, готовность сопротивляться господству мужчины, но и радоваться его власти над вами.
Майор заметил, как дрогнули ресницы девушки. Она хотела что-то возразить, но он продолжил, не дав ей заговорить:
— Ну а в-третьих, это английский ветер. Он нашептывает вам, что любовь может быть совершенной только тогда, когда двое равны, потому что созданы друг для друга. В этом случае это уже не вопрос о том, кто одержит верх, а нежный и неразделимый союз.
Повисло долгое молчание, словно окутавшее обоих туманным облаком. Первой его нарушила Цзывана. Очень тихо она проговорила: