Особенно,... 
13 
Имоджен стало стыдно, и в то же время она разозлилась на Рауля, на то, как он поймал ее в ловушку на глазах у отца.
– Папа… пожалуйста, – не оборачиваясь, взмолилась она. Имоджен не могла отвести взгляд от обжигающих глаз Рауля, которые удерживали ее на месте больше, чем его мускулистые сильные руки. – Уходи.
– Но, Имми, а как же свадьба? Что?..
– Уходите! – властно бросил Рауль. – Немедленно.
– Папа, пожалуйста, делай, как он говорит.
Если она смогла услышать мольбу в голосе отца, значит, она не укрылась и от Рауля. А может, Имоджен просто знала, как много зависело от ее свадьбы?
– Идите же! – угрожающе рыкнул Рауль.
Ей не нужно было оглядываться, чтобы увидеть выражение лица отца. Она могла почувствовать его по воцарившейся тишине. Он смотрел на Рауля с вызовом, за которым прятался страх и желание защититься от последствий собственных необдуманных поступков. Точно так отец смотрел на Имоджен, когда она сказала, что выходит замуж за Аднана. Он знал, что не может требовать этого, но не сумел сдержать чувство облегчения, охватившего его при мысли о спасении из безвыходной ситуации. Отец любил лошадей и умел с ними обходиться, но финансовые проблемы и реальный мир выбивали его из колеи. Он никогда не был эмоционально крепким человеком, вот почему Имоджен не рассказала ему о своей беременности и о ее трагическом конце.
– Как скажешь, Имми. А вам, молодой человек, не помешало бы одеться!
Сделав последнюю попытку сохранить остатки достоинства, отец развернулся и поспешно вышел из комнаты, явно обрадовавшись возможности убраться отсюда куда подальше.
Напряжение, которое не покидало Имоджен с той самой минуты, когда под дверью комнаты Рауля появилась Киэра, оказалось слишком сильным, и она поняла, что находится на грани истерики.
– Оденьтесь, молодой человек! – сдерживая истеричный смех, сказала она.
– Давно меня так не называли, – насмешливо ответил Рауль.
Юмор, неожиданно послышавшийся в его тоне, вызвал столько воспоминаний, что Имоджен застыла, а потом отпрянула от сильного, теплого тела Рауля. Она обманывалась, думая, что она в безопасности в его объятиях, потому что этот человек оказался настоящим источником зла и прямой угрозой для ее душевного равновесия.
– Папа прав. Тебе следует одеться, – резко повторила Имоджен. – Я не могу разговаривать с тобой, когда ты в таком виде…
– Почему? – холодно поинтересовался Рауль. – Мой внешний вид мешает тебе собраться с мыслями?
Еще как. Имоджен не могла забыть, как в нее вторгалась его мужская плоть, скрытая под этим белым полотенцем, и по ее телу волной растекался жар.
– Ни капельки, – с деланым безразличием возразила она. – Но мне кажется, с нас достаточно скандалов на сегодня. И если мы хотим поговорить…
– Мы? Нам разве есть о чем говорить?
– Что ж…
Она сказала эти слова, не думая. Рауль перевернул всю ее жизнь с ног на голову и вывернул ее наизнанку. Он выпроводил ее жениха, ослепленного гневом, и разорвал ее помолвку, лишив ее возможности выйти замуж и спасти свою семью. И только сейчас Имоджен поняла, что глубоко в душе она по глупости надеялась, что он сделает что-нибудь, чтобы помочь ей.
Что за бредовая идея? Но с другой стороны, куда ей было идти теперь, когда ее будущее лежало в руинах у ее ног? Возвращаться в свою комнату, мрачную и пустую, чтобы столкнуться с одиночеством и крушением всех надежд?
– Прости. Конечно, нам не о чем говорить. Я лучше пойду.
– Нет! – воскликнул Рауль на своем родном языке.
Когда-то Имоджен пыталась выучить французский, чтобы разговаривать с ним и читать вывески и надписи на согретом солнце острове, где они познакомились. Еще она надеялась, что таким образом сможет лучше понять его. Черта с два!
– Н-нет?
– Может, нам действительно есть о чем поговорить.
Ему необходимо было одеться. Имоджен по-прежнему имела власть над его телом, и, если бы она снова приблизилась к нему, она бы ощутила доказательство того, как сильно она возбуждала его одним своим дыханием. Черт, он тут же посмотрел на ее ночную сорочку, выставленную напоказ раскрывшейся полой халата. Гладкость ее бледной кожи и глубокая ямочка на ключице сами по себе были настоящим искушением, но то, как плавно вздымалась ее грудь, напрочь лишало Рауля способности мыслить трезво.
– Я оденусь.
Он не мог понять, что отобразилось на ее лице – облегчение или недовольство. Рауль не был настолько самовлюбленным, чтобы назвать увиденное разочарованием, хотя ему очень хотелось подшутить над ней по этому поводу.
13 
