22 
– Так что же, закрыть на все глаза?
– Если ты не готова с ним разводиться – да, – кивнула Лера, подливая в их бокалы дорогого красного вина.
– Но… подожди, я вообще не уверена, что он мне изменяет. Он просто грубит, стал каким-то другим. И потом, все не совсем так, как…
– Вот именно. Все совсем не так. Это – начало конца.
– Да? – Светлана удивилась и пожала плечами. Лера же уверенно кивнула.
– Слушай, ты же знаешь, я тебе желаю только добра. Поверь мне, это у него пройдет. И довольно быстро. А потом он будет испытывать болезненное чувство вины, бегать вокруг тебя, виляя хвостом, и дарить подарки. Давно тебе муж дарил подарки?
– На Восьмое марта, – растерянно припомнила Света.
– Поскольку сейчас февраль, получается, что практически год назад, да? А что же с Новым годом-то случилось?
– Так как-то руки не дошли. Я сама все подарки покупаю. Слушай, Лер, вино-то какое вкусное! – аккуратно перевела тему Светлана. – А помнишь, какую мы бурду в общаге пили?
– Подожди-подожди. – Лера подняла вверх указательный палец и улыбнулась. – Арбатское полусладкое?
– Жуть! – поморщилась Светлана. – А это прямо какое-то такое мягкое, терпкое. Вкус этот… богатый.
– Это мне Герка из Франции привез.
– Все-таки он у тебя молодец. Хороший мужик.
– Знаешь, сколько я этого хорошего мужика подсекала? Жена его, дай бог ей здоровья, ушла от него подумать к маме, только благодаря этому… – засмеялась Лера. От резких движений французское вино пролилось на пол.
– Он был женат? – удивилась Света. Она этого не знала.
– А… – махнула рукой Лера. – Надо было думать раньше.
– А дети есть?
– Дети есть, – Лера кивнула и погрустнела. Она, кажется, уже немного перебрала, хотя они вроде только по бокалу-то и выпили. Возможно, что она начала еще до прихода Светланы. Или так упало на голодный желудок. Лера практически никогда ничего не ела, только курила и пила. Кофе – чашек по шесть в день, сигарет – дорогих, тонких, привезенных специально для нее откуда-то чуть ли не из Китая, – по пачке. А есть она не любила и боялась. Так что конфеты из швейцарского шоколада и настоящий хамон – все эти чудеса высокой кулинарии достались Светке.
– Слушай, а это из чего? – заинтересовалась она, откусив кусочек невероятно упругого мяса со своеобразным вкусом.
– О, это из особых испанских свиней, которые питаются исключительно желудями пробкового дуба.
– А сколько же это стоит? – не удержалась Лера.
– Пять с половиной тысяч за кило, – с готовностью поделилась Лера.
Хоть она и выросла в приличной семье (папа – известный на всю Тверь хирург, мама, соответственно, его жена), а как-то по ходу жизни утратила частично свое прекрасное воспитание. Она была как раз из тех, кто с удовольствием оставит ценник на подарке, чтобы все знали, как и на чем она не экономит. И на любые такие вопросы была готова ответить в любой момент.
– Пять тысяч? – ахнула Света.
– Пять с половиной, – уточнила Лера, довольно улыбаясь.
– Даже я не стою пять с половиной штук за кило! – вымолвила Света и посмотрела на хамон другими, если можно так выразиться, глазами. С уважением, что ли. – Все, теперь я не смогу съесть больше ни кусочка.
– Кушай-кушай, что ты. А впрочем, сейчас пойдем париться, а перед этим делом наедаться все равно нельзя. Потом дотрескаешь.
– Я вот не понимаю, как вам разрешили сделать парную в жилом доме?
– Еще бы кто кого спрашивал, – фыркнула Лера возмущенно.
Когда она звала Свету в баню, та сначала подумала, что они поедут куда-нибудь. В какие-нибудь Сандуны или еще какой банный комплекс. Она даже подумывала отказаться, потому что раздеваться в публичном месте… фу, неудобно. Света с некоторых пор стеснялась своего тела, не любила смотреть на него в зеркало, а от мысли, что его увидят совершенно посторонние люди, вообще приходила в негодование. Отметки возраста, к которым она оставалась глуха в течение долгого времени, вдруг в какой-то момент так резко и необратимо проявили себя, что не замечать их теперь было очень сложно.
Однажды, стоя дома перед зеркалом, примеряя новое, только что купленное по случаю платье, Светлана вдруг обнаружила, что не узнает себя. В зеркале напротив нее стояла невысокая грузная женщина, втиснутая в бежевое трикотажное платье, которое, надо признать, совершенно ей не шло, требовало фигуры более летящей, прямой, стройной, высокой. Она смотрела на эту женщину или даже, скорее, гражданку, как ее называли в очередях, и не понимала, кто это перед ней. С проседью в волосах (откуда она-то взялась у нее), с несколько обвисшей, выкормившей двоих детей грудью, с толстыми коленями, в полуботинках на низком удобном каблуке, с сильными мышцами рук и широкими шершавыми ладонями – незнакомке можно было дать лет сто, наверное, или, по крайней мере, пятьдесят.
22 
