— Что ж, хорошо, — вздохнул Эйнджел. — Только, прошу тебя, не увлекайся до позднего вечера. Тебе нужна какая-нибудь помощь?
— Нет. — Она покачала головой. — Спасибо.
Он постоял рядом еще несколько секунд.
— Ну ладно. Увидимся.
Прислушиваясь к его удаляющимся шагам, Синди некоторое время не шевелилась, держа в руке плотницкий карандаш. Вернувшись к прорисовке эскиза, она сделала пару неточностей и выругалась про себя. Сосредоточившись, постаралась отогнать посторонние мысли.
Пару раз заходил смотритель, наблюдал за ней, потом уходил. В час дня снова появился Эйнджел.
— Ты обедала? — громко спросил он снизу. — Устраивала себе перерыв?
— Да, конечно, — ответила Синди. Сандвичи и пару фруктов она действительно съела прямо на месте, не слезая с лесов. — Я же говорила, чтобы ты не беспокоился обо мне.
— Но работа, которую ты выполняешь, слишком громоздкая. Это тяжеловато для одного человека.
— Ничего, я справлюсь.
— Не сомневаюсь, — сказал Эйнджел, — но мне не хотелось бы, чтобы ты, как говорят, сгорела на работе.
— Я не сгорю. Ведь я слежу за собой.
— Ну, мне пора. Тед всегда рядом, он поможет тебе, если нужно.
В понедельник Эйнджел задержался рядом с лесами, на которых она работала, дольше обычного. Синди была не в силах сосредоточиться, пока он наблюдал за ней, и смогла расслабиться лишь после его ухода.
В восемь вечера Тед предложил ей кофе и, пока она пила его, посидел рядом на лестнице и рассказал пару занятных историй из своей жизни.
Синди узнала, что он стал вдовцом, что у него две дочери примерно того же возраста, что и она, и одна из них замужем.
— А вот мои внуки, полюбуйтесь, — с этими словами Тед протянул ей фотографию, откуда на нее смотрели три восхитительных младенца. — Жаль, моя супруга не дожила до такого счастья.
— Милые крошки, — с восхищением проговорила Синди.
Детей она очень любила. От них не исходило никакой угрозы, они были забавны, хотя и накладывали огромную ответственность на родителей. Синди хорошо поняла это, когда гостила в семьях у своих подруг. Подспудно она ждала, что когда-нибудь и сама станет матерью. Но в этих мыслях и надеждах начисто отметала все то, что предшествует рождению ребенка.
В пятницу после окончания своей вечерней работы Синди, как обычно, надавила кнопку звонка, но вместо Теда на лестнице появился Эйнджел. В этот день он выглядел как нельзя более привлекательно — в темных брюках и белой рубашке с открытым воротником, рукава которой были произвольно закатаны.
— Ты поздно работаешь, — заметила она после приветствия.
— Не могу не сказать то же самое и о тебе, — ответил он. — Как идут дела? Сегодня утром мне показалось, что скоро ты должна закончить настенный эскиз.
— Уже почти закончила. Завтра начну раскрашивать.
Вместе они направились к автомобилю.
— Тебе ведь нужно перетащить банки с краской. Я помогу.
— Но ты говорил, что можно обратиться и к Теду…
— Теда я отпустил на выходные, — объяснил Эйнджел. — Старику надо повидаться с семьей.
— А у тебя бывают когда-нибудь выходные? — спросила Синди.
— Я ведь хозяин этого предприятия. И потому устраиваю себе передышку только тогда, когда действительно нет никаких дел и я могу себе это позволить.
Когда они подошли к ее автомобилю и Синди достала из сумочки ключи, Эйнджел скрестил на груди руки и, слегка облокотившись о заднюю дверцу, спросил:
— Помнишь, ты как-то говорила, что я тебе нравлюсь. Интересно, твое мнение с тех пор изменилось?
— Нет, — коротко ответила Синди, сразу вспомнив, как он поцеловал ее в своем кабинете. Конечно, у нее не было к нему антипатии. Просто она настороженно относилась к тому влиянию, которое он на нее оказывал.
На следующий день Эйнджел встретил ее в синих джинсах и темно-коричневой футболке. Он помог перенести из подвала наверх банки с краской.
— Может быть, получится слишком ярко по сравнению с замыслом? — спросил он, когда Синди начала наносить первые мазки краски.
— Но эти цвета очень приблизительные, — заверила его она. — К тому же они разбавлены. В общем, это лишь ориентир для укладывания и подбора мозаичных кубиков.
— Вот оно что… А можно мне попробовать?
Синди решила, что лучше вручить ему кисть и занять его работой, чем терпеть на себе пристальный, всепроницающий взгляд.