Особенно,... 
68 
На следующий день она уже кричала в голос, но поблизости никого не было, и никто ее не слышал.
Несколько часов кряду Бриджит выкрикивала проклятья в адрес Карло, который бросил ее одну.
К этому моменту ей уже стало ясно, что он обманул ее и что никакой врач никогда сюда не приедет. Из всех способов лечения наркотической зависимости Карло избрал самый простой и самый жестокий — ей предстояло самой пережить «ломку». Пережить или сдохнуть.
И Бриджит действительно хотелось умереть. Когда-то она читала о муках, которые испытывают наркоманы, не получая привычных таблеток или уколов, но она и представить себе не могла, что они будут настолько сильными. Бриджит готова была зубами перегрызть себе вены на запястьях, и только мысль о ребенке останавливала ее. Ради ребенка она должна была выжить.
Как прошел третий день — Бриджит не помнила.
На четвертый день судороги сделались такими сильными, а она так ослабела, что у нее открылось кровотечение. Несколько часов спустя Бриджит потеряла ребенка.
Эта новая боль была пустяком по сравнению с тем, через что она уже прошла.
То теряя сознание, то снова приходя в себя, Бриджит лежала на полу в луже собственной крови и не в силах была пошевелить ни рукой, ни ногой. Страшная жажда мучила ее. Бриджит чувствовала, что умирает, и приветствовала смерть как долгожданную избавительницу.
Несколько часов спустя она, однако, ухитрилась хоть как-то привести себя в порядок и доползти до кухни. Там Бриджит схватила бутылку с водой и сделала несколько жадных глотков. Вода несколько подбодрила ее, и, сев на полу возле кухонного стола, Бриджит поклялась себе, что будет жить. Жить вопреки всему.
Именно после этого к ней начали постепенно возвращаться силы и разум.
Ребенок оказался мальчиком. Бриджит похоронила его в саду под деревом и прочла над могилой коротенькую молитву.
Ни горя, ни мук совести, ни жалости к себе она не испытывала. Больше всего Бриджит интересовало, сколько еще дней или, может быть, недель есть у нее в запасе до возвращения Карло. Она надеялась, что много. Очевидно, прописав ей подобное «лечение», Карло рассчитывал добиться полного выздоровления, и, следовательно, ожидать его в ближайшие дни не стоило. Навещать ее он наверняка тоже не собирался.
«Подонок, — подумала Бриджит о своем муже. — Как он смел пойти на такую низость? А если бы я умерла? Неужели я для него ничего не значу?»
Конечно же, нет, честно ответила она себе. Для Карло лишь одно имело значение: Бриджит — его официальная жена, и, следовательно, в случае ее смерти Карло наследовал все ее состояние.
Подумав об этом, Бриджит сгоряча решила, что он, похоже, и вовсе не собирался возвращаться, но вскоре отказалась от этой мысли. Карло был не настолько глуп и понимал, что, если его заподозрят в убийстве, наследства ему не видать как своих ушей.
Очевидно, в его намерения входило лишь максимально ускорить ее естественную кончину.
«Графиня была женщиной настолько слабого здоровья, что любой самый легкий сквозняк мог без труда погасить эту свечу», — припомнила она фразу из какого-то полузабытого дамского романа. Это могло быть сказано о ней, если бы Карло удался его план.
Впрочем, каким именно путем он добьется своего, Бриджит не особенно занимало. Теперь она знала одно: Карло способен на все, а это означало, что ей нужно бежать от него.
И как можно скорее.
Глава 21
Яркие вспышки репортерских блицев на мгновение ослепили Лаки, ступившую на лестницу здания суда, и она с неудовольствием подумала, что может снова стать героиней репортажей бульварной прессы.
Журналисты и без того тщательно просеяли ее биографию и извлекли на свет немало историй из прошлого, а теперь — в качестве гарнира — им нужны были ее фотографии. Желательно голышом или в объятиях какого-нибудь мужчины, но, если бы она набросилась с кулаками на кого-то из обнаглевших папарацци, это тоже сгодилось бы. «Нет, этого вы от меня не дождетесь», — подумала Лаки, решительно сжав губы.
На самом деле раздражение Лаки объяснялось главным образом тем, что, как она считала, газеты старательно делали из мухи слона. Лаки всегда старалась жить честно, и скрывать ей было совершенно нечего. Другое дело, что она не стремилась предавать гласности все обстоятельства собственной жизни, среди которых, в частности, был брак с Крейвеном Ричмондом, сыном сенатора Питера Ричмонда, за которого она вышла по настоянию отца, едва только ей исполнилось шестнадцать. Похоже, Крейвена, который сам был теперь сенатором в Вашингтоне, ждал не очень приятный сюрприз, но Лаки было его ни капельки не жаль. Крейвена она никогда не любила.
68 
