Особенно,... 
58 
Заметив в зале мать, Мила бросила на нее быстрый взгляд. Она не могла простить Ирен ее бездействия. Почему Ирен ничего не делает, чтобы вытащить ее отсюда? Тедди-то они отпустили, потому что у его папаши было полно денег. Так неужели она должна париться в каталажке только потому, что ее мать небогата?! Это было несправедливо, и Мила свирепела все больше.
А Ирен просто разрывалась между дочерью и единственным в ее жизни человеком, которого любила.
Ее единственной любовью, которой она была верна вот уже почти двадцать лет, был Прайс Вашингтон.
Впрочем, сам он об этом даже не подозревал, а Ирен ничего ему не говорила.
Она продолжала молчать и после того, как у нее родилась Мила. Когда дочь спрашивала, кто ее отец, Ирен рассказывала ей историю о своем русском любовнике, который якобы навещал ее в Штатах, но это была ложь.
Истина же была слишком ужасна, чтобы Ирен осмелилась открыться кому-либо. Это был ее маленький грязный секрет, в который она не могла и не хотела никого посвящать.
Ирен очень хорошо помнила ту ночь, когда все произошло. Прайс и Джини были у себя в спальне.
Оба до одури обкурились «травки» и то и дело звонили ей на кухню, требуя подать им то или се, передвинуть столик, поправить подушки, переключить телевизор.
Дважды Ирен пришлось по их требованию звонить поставщикам наркотиков, а потом мчаться на конспиративную встречу, чтобы привезти хозяину пакетики с зельем.
Тогда Джини еще не была женой Прайса. Стройная, длинноволосая, на удивление красивая и на редкость глупая, она вызывала у Ирен одновременно и восхищение, и презрение. Не восхищаться этой темнокожей красавицей было действительно невозможно, однако она ни в чем не знала меры, и именно из-за нее Прайс большую часть времени был под кайфом.
В ту ночь они не только курили «травку» и нюхали кокаин, но еще и пили шампанское и виски, так что вскоре оба оказались практически в невменяемом состоянии. Ирен была уверена, что один из них вот-вот отключится, но этого все не происходило. Уже под утро они снова вызвали ее в спальню, и, когда Ирен, едва переставлявшая ноги от усталости, поднялась наверх, Джини выбралась из постели в чем мать родила И… заперла входную дверь на ключ.
Ирен это не испугало. Ей было уже двадцать девять лет, и она прекрасно знала, как устроен мир.
У себя на родине она была проституткой и не имела ничего против этой профессии, однако, когда Джини отказалась выпустить ее, Ирен испугалась. Она — нелегальная иммигрантка, въехавшая в страну по чужим документам, — оказалась одна в комнате наедине со своим хозяином и его подружкой, причем оба практически не соображали, что делают. Правда, пока они только смеялись и щипали ее, но она все равно была их пленницей, с которой они могли сделать все, что угодно.
— Расскажи нам о России, — потребовала Джини, падая навзничь на постель. — Правда, что там по улицам ходят белые медведи, которые трахают русских девчонок, как только те зазеваются? А тебя трахал медведь? Не медведь? А кто?
Прайс в это время сидел на полу и, трубно шмыгая носом, нюхал кокаин, рассыпанный по столешнице журнального столика. Ответов Ирен он не слушал — идея помучить белую экономку принадлежала Джини.
— Что вы сказали? — переспросила Ирен, с омерзением глядя на пьяную женщину.
— Да ладно, не строй из себя целку! — заявила Джини, разводя ноги. — Или ты вообще никогда не трахалась? Похоже, что так, иначе бы ты так не напрягалась.
— Как дела, Джини, крошка? — неожиданно спросил Прайс, ненадолго возвращаясь к реальное-. ти. — Ты обещала, что сегодня мы позовем еще одну девчонку. Где же она?
— Ирен должна была все ор… организовать, — пробормотала Джини заплетающимся языком. — Но похоже, она сама к тебе неровно дышит. Ей надоели белые медведи, она хочет попробовать твое стройное, черное тело.
Ирен попятилась к двери.
— Раздевайся, красотка, — приказала Джини. — И не надо так напрягаться. Ведь тебе самой этого хочется, не правда ли?
Ирен бросила быстрый взгляд на Прайса, пытаясь понять, чего хочет он.
— Давай, давай, детка, — пробормотал он, с трудом ворочая языком. — Рас… разоблачайся.
— Может быть, дать ей выпить? — предложила Джини. — Тогда она мигом сообразит, что к чему. Ну давай, не стесняйся, ты не так уж страшна. Скинь юбчонку, прими рюмчонку…
Она захихикала, но Ирен отрицательно покачала головой, и лицо Джини исказилось от гнева.
— В чем дело, ты, русская мразь?'.. — спросила она с угрозой. — Или ты считаешь, что ты для нас слишком хороша? А может, у вас в Москве, или откуда ты там, темнокожих за людей не считают? В общем, так, подружка: если хочешь работать у этого парня, лучше делай, что велят. Да и в любом случае нам уже поздно искать другую девчонку, а ты нам подходишь.
58 
