Особенно,... 
9 
Эш пожал плечами:
— Я просто выразил тебе свою благодарность. Больше мне нечего предложить, разве что одежду, которая на мне надета. Но она, как я подозреваю, тоже принадлежит тебе.
Макс брезгливо покачал головой:
— Полагаю, твое последнее неприятное приключение связано с женщиной.
— Разве когда-нибудь было по-другому? — сказал Эш, одарив брата ленивой улыбкой.
— Не соблаговолишь ли объяснить мне, какой черт дернул тебя соблазнять жену очень могущественного — и чрезвычайно вспыльчивого — вождя племени, где даже за малейший намек на обиду человек может поплатиться головой? Особенно если эта голова находится на плечах англичанина!
— Одну из его жен, — осторожно поправил его Эш. — А соблазнять женщину мужчину обычно заставляет одно и то же. Может быть, взгляд, брошенный искоса из-под шелковистых ресниц? Или идеальной формы губы? Или влекущий изгиб бедра? Сомневаюсь, что даже мужчина с такими легендарными моральными устоями, как у тебя, равнодушен к подобным соблазнам.
Эш, зная, что это бесполезно, не стал объяснять Максу, что Фатима сама пришла к нему. Она постучала в дверь его жилья после случайной встречи на базарной площади. И откинула тонкую шелковую ткань, прикрывавшую ее роскошную грудь, не для того, чтобы соблазнить его видом своего обнаженного тела, а чтобы показать свежие синяки и кровоподтеки, оставленные кулаками мужа. Судя по множеству заживших шрамов, эти синяки являлись результатом самых последних из постоянно повторявшихся побоев. Эш не стал также объяснять брату, что первоначально он прикоснулся к ним губами не с намерением получить удовольствие, а для того, чтобы успокоить боль. И что когда она закинула руки ему на шею и упала вместе с ним на кровать, именно он первым пришел в себя и высвободился из ее объятий. Фатима спокойно проспала на его кровати, тогда как он провел бессонную ночь на жестком пыльном полу, ругая себя как последнего болвана.
Он и не подумал рассказать Максу обо всем этом. Он знал, что брат никогда не поверит ему. Он, черт возьми, и сам себе верил с трудом.
— Как будто наставить мужчине рога не является само по себе достаточно серьезным оскорблением, — сказал Макс, — тебе еще потребовалось нанести новое оскорбление, когда ты посадил ее на корабль и помог бежать. Это было частью твоего безрассудного плана? Встретиться с ней в следующем порту и жить вместе в какой-нибудь занюханной гостинице, пока не устанешь от нее и не умчишься за какой-нибудь следующей красоткой? Или не бросишься на поиски какого-нибудь сокровища, поразившего твое воображение?
По правде говоря, Эш не планировал когда-нибудь вновь увидеться с Фатимой. Перед отплытием корабля он сунул ей в руку кошелек с таким количеством золота, которое позволило бы ей никогда больше не вверять свою судьбу в руки ни одного мужчины, включая его самого. И если бы один из людей Мустафы не стал случайным свидетелем ее благодарственного поцелуя в губы перед посадкой на борт, Эш плыл бы себе на корабле, направлявшемся в любую точку земного шара, кроме Марокко, вместо того чтобы стоять перед расстрельным отрядом во дворе дома Мустафы.
Покрутив в бокале остатки бренди, он допил напиток одним глотком.
— Я удивлен, что ты не позволил людям Мустафы просто расстрелять меня.
— У меня было такое искушение, — мрачно признался Макс. — Возможно, я бы именно так и поступил, если бы не собирался поручить тебе кое-какую работу.
Эш наклонился вперед и поставил пустой бокал на письменный стол.
— Возможно, ты не слышал эту новость. Я вышел в отставку и больше не работаю на компанию. И на тебя тоже. Я понапрасну потратил несколько лет своей молодости на служение королю, отечеству и компании. Теперь служу только самому себе.
— Мне хорошо известно о твоих торгашеских авантюрах. Как и родителям. Они дают богатую пищу для страниц скандальной хроники в лондонских газетах и не раз доводили отца до апоплексических ударов.
— Ты, кажется, пытаешься расположить меня к себе.
Слабая улыбка тронула губы Макса, и на какое-то мгновение они стали теми же двумя братьями, которые, забравшись под одеяла, замышляли подбросить лягушку в ванну, приготовленную для отца. Несмотря на неустанные усилия отца разобщить их, захваливая Макса и постоянно придираясь к Эшу, они когда-то стояли друг за друга горой.
Все это изменилось, когда, возвратившись из Итона, Эш обнаружил, что брат, которого он обожал, исчез, превратившись в такого же холодного сноба, как их отец. Обида и замешательство Эша мало-помалу превратились в негодование, а потом сменились безразличием. Поскольку Макс отказывался от откровенного разговора с ним, Эш сделал вывод, что Макс больше не желает иметь ничего общего с младшим братом, у которого узел галстука вечно криво завязан и который склонен высказывать в самый неподходящий момент какое-нибудь критическое замечание.
9 
