Отложив меч, Майкл подошел к ней, взял чашу из ее рук и поставил на постамент. Потом обнял Глэдис, она вздрагивала, прижавшись к его груди. Постепенно они медленно отстранились, глядя друг другу в широко распахнутые глаза. Потом оба повернулись туда, где раньше лежал принц Эсташ. Глэдис ожидала увидеть пятно, следы огня, но ничего не было, никаких следов.
— Что произошло? — прошептала она.
— Надеюсь, он прямиком отправился в ад, — ровным тоном ответил Майкл.
— Но… что будет, если он исчез? Что, если кто-нибудь узнает, что мы… что я сделала это?
Губы Майкла изогнулись в кривой улыбке.
— По словам герцога Генриха, Эсташ в Саффолке. Если известно, что мы в Ноттингемшире или в Сомерсете, мы никак не могли причинить ему вред.
Глэдис только головой покачала от его легкого тона, но он помог ей прийти в себя. Она повернулась снова взглянуть на чашу, поблагодарить ее, но увидела лишь исчезающий призрачный контур. Единственным признаком существования чаши была одинокая кроваво-красная роза.
— Но он сказал, что чаша не исчезнет, пока…
— …пока колесо бытия не повернется к миру. Слава Богу, это, должно быть, свершилось.
— Потому что он мертв? Действительно мертв?
— Господь справедлив. — Майкл оглядел пещеру. — Наше ложе исчезло, — с сожалением сказал он. — Но в любом случае нам пора уходить.
Он поднял меч, осмотрел его и поморщился, тронув большим пальцем за зубренку на лезвии. Это мирское действие заставило Глэдис рассмеяться. Это был дрожащий, но все-таки смех.
— Он думал, ты монах, — сказала она.
— Он такой же глупый, как и злобный.
— Возможно, это чаша отправила тебя в путь без доспехов и дала преимущество.
Он задумался.
— Может быть, но я думаю, что мрачное событие этой ночи принадлежит не Святой чаше, а древнему гааларлу. Он может быть вестником мира, но это и кровавая чаша. Идем.
Глэдис тоже чувствовала, что пора уходить: в пещере становилось сумрачно и холодно, словно напоминая, что они могут угодить здесь в ловушку, если замешкаются. Оба быстро оделись и поспешили к выходу, но Глэдис остановилась.
Роза осталась здесь не просто так. Вернувшись, Глэдис схватила ее и выбежала в реальность ночи.
Они вошли в лагерь, когда солнце было уже высоко, и направились к палатке герцога Генриха.
Из Гластонбери дорожка привела их к хижине в лесу, к знакомому ложу. Так они нашли новые радости в объятиях друг друга. Позавтракав хлебом, сыром и элем, они ушли, но Глэдис теперь несла сверток. Она забрала свою одежду, хранившую добрую память. У нее также была роза, осторожно убранная в ножны.
Генрих Анжуйский стоял у входа в палатку в окружении нескольких мужчин, их лошади были наготове. Он явно собирался уезжать. Увидев путников, он вернулся в палатку. Спешившись, Майкл и Глэдис последовали за ним.
Герцог повернулся к ним:
— Ну?
— Мы думаем, это свершилось, милорд, — сказал Майкл в той же спокойной манере, как говорил с Генрихом раньше. — Святая чаша явилась нам, а потом исчезла. Похоже, это означает, что колесо бытия повернулось к миру.
— Да? Но вы не принесли чашу.
— Мы не пытались, милорд.
Генрих Анжуйский нахмурился.
Глэдис открыла ножны и вынула розу:
— Но мы принесли вам это, милорд. Свидетельство чуда.
Он взял цветок.
— Чудесная. Я никогда не видел такого глубокого красного цвета, даже в Аквитании, где розы растут особенно хорошо. Но мне не нужны доказательства такого сорта. Я уже получил добрые вести.
— Предложение нового перемирия, милорд? — спросила Глэдис.
— Он улыбнулся волчьей улыбкой:
— Лучше. Уверенность в мире и победе. Эсташ Булонский мертв.
Глэдис услышала, как Майкл тоже ахнул, и молила Бога, чтобы чувство вины не отразилось на их лицах.
— Он прошлой ночью умер от апоплексического удара. Люди говорят, это Божья кара за то, что он разграбил монастырь в Сент-Эдмундсбери. — Герцог поднес к лицу розу и понюхал. — Больше того, я получил известия о здоровье его отца. Стефан слабеет. Святая чаша сделала мудрый выбор. — Он отдал розу Глэдис. — Вам моя благодарность и расположение. Когда я стану королем вы получите свою награду. — Он вышел, и они услышали удаляющийся стук копыт.
Глэдис смотрела на розу, на которой не заметно было признаков увядания.
— Мне жаль короля, потерявшего сына.