Текст герцог написал собственноручно, перечитал его и решил, что оно отвечает всем его замыслам.
Ах, как бы хотелось ему увидеть своими глазами, что начнется в Лондоне, как только эти несколько строчек перепечатают английские газеты!
Поначалу друзья герцога не поверят в то, что это не розыгрыш.
Затем все поймут, что, поскольку недавно появилось объявление о том, что откладывается его свадьба с Клеодель, все это крайне странно.
Очень скоро станет очевидно, что женой герцога стала не дочь графа Седжвика.
И поползут слухи, предположения, догадки, которые захлестнут весь Лондон.
— Как такое могло случиться?
— Кто она, жена герцога, как вы думаете?
— Почему Седжвики молчат и ничего не объясняют?
— Как мог герцог, хотя он, конечно, человек непредсказуемый, так поступить с леди Клеодель?
Правильного ответа на все эти вопросы не смогут найти даже самые близкие друзья герцога, такие, как Гарри.
Пожалуй, лишь у Джимми могут появиться верные предположения о причине, по которой герцог поспешно покинул Лондон, чтобы немедленно жениться на ком-то другом вместо Клеодель.
Наверняка о том, что произошло, постепенно начнут догадываться и женщины, которые досадовали, что Клеодель сумела добиться своего там, где они потерпели поражение. Почему герцог внезапно уехал из Англии? Очевидно, у него была на то веская причина? А какая это может быть причина, если не женщина, на которой он должен был жениться?
Да, это славная месть, потому что Клеодель нечего будет ответить на все эти вопросы и поделать она уже ничего не сможет.
Все произошло слишком стремительно, чтобы пытаться объяснить их разрыв тем, что они передумали или рассорились.
Поначалу Клеодель будет в замешательстве, будет вместе с родителями искать возможные объяснения случившемуся, но в конечном итоге — герцог не сомневался в этом — семейство Седжвиков будет вынуждено покинуть Лондон и уехать к себе, в глушь.
А это значит, что Клеодель придется забыть о балах, на которых она привыкла блистать.
Ей придется забыть о приемах и вечерах, которые являются важнейшей частью лондонских сезонов, не сидеть ей и в королевской ложе на скачках в Аскоте.
Разумеется, она может утешиться с Джимми.
«Но, — цинично размышлял герцог, — станет ли после всего этого по-прежнему утешать ее сам Джимми? Ведь тщательно разработанный им план провалился, да еще с таким треском!»
Да, это была месть, с которой герцог мог себя поздравить. Немногим бы хватило решительности провернуть такое.
Чтобы убедиться в том, что все сделано верно, герцог отослал приехавшего с ним в Париж курьера назад в Лондон — проверить, опубликовано ли извещение в английских газетах в точности так, как было задумано.
Курьер должен был провести в Равенсток-холле два дня и возвратиться назад с докладом обо всем, что происходит в Лондоне.
— А если кто-то из друзей вашей светлости пожелает навестить вас в Париже, что мне им сказать? — спросил курьер.
— Скажи им, что у меня медовый месяц и мне вполне достаточно общества супруги, — ответил герцог. — На вопросы о моей жене ничего не отвечай, как бы тебя ни расспрашивали.
Чтобы курьер действительно ничего не мог рассказать об Анне, герцог отправил его из Парижа еще до венчания, он знал, как будет давить на курьера граф Седжвик — и угрожать будет, и подкупать, желая выудить из него хоть что-нибудь.
Лицо герцога сохраняло выражение, которое Маргарита назвала бы жестоким — именно с таким лицом он, одетый в свадебный фрак, ехал в карете по Елисейским полям.
Желая быть на венчании при всех регалиях, герцог надел свой орден Подвязки — орденская лента через правое плечо, сам сверкающий орден чуть ниже колена.
Глядя перед отъездом на отражение в зеркале, герцог подумал: «Как жаль, что меня сейчас не видит Клеодель! Знала бы, что потеряла по своей вине!»
Теперь он хорошо понимал, что под вкрадчивыми, осторожными манерами Клеодель скрывалось яростное желание как можно выше подняться по социальной лестнице, забраться на ту ступеньку, куда многие мечтают попасть, но не имеют и крошечного шанса.
Известно, что чем выше заберешься, тем больнее падать. А ведь ей почти удалось добиться своего!
Именно это бесило герцога больше всего. Как мог он, с его мозгами, с его интуицией, с его воистину звериным чутьем на ложь и лицемерие, едва не попасться на старую как мир уловку?