– А другие языки ты знаешь?
– Да. Французский, итальянский и немецкий.
– И поэтому живешь в Париже?
– Не помню, чтобы говорил, что там живу.
Краешком глаза он уловил, как она слегка ссутулилась.
– Наверное, в Интернете прочитала. Но тебе не за что меня винить, – добавила она торопливо.
– А я тебя ни в чем и не виню. – Даже во вновь повисшем между ними сексуальном напряжении, что мешало сосредоточиться на дороге. Но чего он еще хотел? Их же неоднократно прерывали на самом интересном месте, и они оба так и не получили удовлетворения.
И сейчас он не мог думать ни о чем, кроме мягкости шелковистой кожи и невероятной стройности, что он успел полюбоваться, пока Ива стояла перед ним в одном лишь белье. Тогда он сумел устоять, но почему ему сейчас невыносимо хочется остановить машину и отвести ее куда-нибудь… да куда угодно, лишь бы они вновь остались наедине, чтобы он смог сорвать с нее одежду и ласкать, пока она не начнет вновь молить заняться с ней любовью.
Что на него вчера нашло, что он ей отказал? Он же с легкостью мог познакомить ее с радостями секса, да и возможен ли для девственницы кто-то лучше него? Но вопрос же не в технике, а в его неспособности строить отношения…
– Так почему Париж?
Что ж, похоже, она сама напрашивается, чтобы он объяснил, почему ей чертовски повезло не попасть к нему в руки.
– Потому что он удачно расположен, в самом центре Европы. Мне нравится и сам город, и кухня, и культура. Ну и, разумеется, женщины. Француженок просто невозможно не любить.
– Не сомневаюсь.
Пару минут они ехали молча.
– Почти на месте. – На этот раз тишину нарушил Данте. – Есть какие-то планы на сегодня?
Разглядывая знакомые улицы, Ива вдруг поняла, что сейчас они попрощаются. Но так нечестно! Он не просто ей отказал, но намеренно заговорил о других женщинах, француженках, словно специально хотел показать, как легко ее забыть. И это как раз тогда, когда она размышляла, что он не из тех, из кого получаются мужья и отцы. А значит, практически идеальный мужчина для такой, как она.
Что ж, похоже, ей придется просто забыть глупую фантазию. Уж как-нибудь она это переживет. Как уже пережила множество всего остального. Но жертву из себя она строить не станет. Она старательно напомнила себе, как яростно он ее целовал, дрожа от желания.
– Прогуляюсь в Риджентс-парке, сейчас там все цветет, а вечером схожу в кино с друзьями. А ты?
– Заберу сумку и полечу во Францию. – Он подавил зевок. – За последние дни столько всего случилось.
Вот оно.
Ива наконец-то поняла, что имела в виду мать, говоря, что всегда следует держать марку. И сейчас вошла в дом с высоко поднятой головой и расправленными плечами.
Вытащив из шкафа сумку, она протянула ее Данте.
– Можно посмотреть на тиару?
Он покачал головой.
– Не стоит.
– Даже несмотря на то, что я случайно пронесла через таможню незадекларированную драгоценность?
– Сама виновата. Не нужно хватать чужие сумки.
Не нужно было ее отвлекать.
– Я же могла оказаться в тюрьме.
– Я бы заплатил за тебя залог, – улыбнулся Данте.
– Это всего лишь слова.
– Ты не доверяешь моему слову?
Ива пожала плечами.
– Я не настолько хорошо тебя знаю, чтобы что-то ответить. К тому же тебе не следует проверить, что с тиарой все в порядке? И что я не подменила ее фальшивкой? Или не выковыряла из нее пару камушков? Нужно же убедиться, что «утерянное сокровище» вернется к твоему деду в должном состоянии и…
Стоило Данте расстегнуть футляр и вытащить усыпанную бриллиантами и изумрудами тиару, как Ива невольно умолкла.
– Красота какая, – выдохнула она едва слышно.
Столь неприкрытое восхищение задело в нем какие-то струнки, и, прощаясь, Данте почувствовал налет грусти. Словно уходил от чего-то незавершенного. К тому же он не знал, как проститься. Руку глупо пожимать, а целовать ее он не осмелился, боясь, что даже легчайшее прикосновение возродит сводящее с ума желание. Наверное, в качестве благодарности стоит прислать ей цветы. А может, и симпатичный бриллиант на золотой цепочке, с таким подарком точно не прогадаешь. К тому же так ей будет что показать сестрам, подтверждая реальность их связи. И однажды она еще и мысленно поблагодарит его, что тогда он сумел удержаться, поняв, что его слова были правдой и мужчина вроде него не способен привнести в ее жизнь ничего, кроме боли. И рано или поздно подыщет себе какого-нибудь местного аристократа, переедет в его поместье и будет жить так же, как и ее родители.