Маркиз невольно подумал о том, какой шум и волнение среди слуг вызовет его приезд туда. Возникнут всевозможные сплетни, причем не только среди челяди лорда Лидфорда. Слухи могут поползти по всему графству, ведь лорд Лидфорд был слишком заметной фигурой, чтобы все, что происходит в его доме, могло остаться незамеченным.
К тому же маркиз был не настолько наивен, чтобы не понимать, что слуги Надин Лидфорд, особенно те, что жили с ней в Лондоне перед ее отъездом в Индию, были прекрасно осведомлены о взаимоотношениях, которые установились у него с их госпожой за время отсутствия ее мужа.
И если он сейчас начнет задавать вопросы об исчезновении падчерицы леди Лидфорд, это, по меньшей мере, может показаться весьма и весьма странным.
Он отдавал себе отчет, что все это неизбежно вызовет поток всевозможных домыслов, которые тут же достигнут ушей всех ближайших соседей и, более чем вероятно, вскоре достигнут Лондона, а этого ему совсем не хотелось.
Может быть, впервые за долгие годы своей беспечной жизни, в которой он с неизменным успехом играл роль дон-жуана, маркиз впервые почувствовал некоторую неловкость и раскаяние за свои поступки, порочащие репутацию женщин.
Наверное, он задумался над этим потому, что впервые по-настоящему полюбил и понял, что теперь ему не все равно, что именно станут говорить люди о его любимой.
И маркиз не мог вынести мысли, что ей, возможно, могут причинить боль эти разговоры или, что еще хуже, она станет стыдиться его.
Из-за того, что он любил Мину, маркиз готов был сделать все, чтобы ее окружали только красота и совершенство. Он не желал, чтобы ее касалась грязь, не хотел, чтобы она чувствовала боль или стыд. Может быть, поэтому ему хотелось оградить ее и от уродства животной страсти, не освященной истинной возвышенной любовью. Однако больше всего на свете маркиз хотел, чтобы она принадлежала ему и познала с ним вместе восторг настоящей любви.
И все же, если ему ничего не удастся разузнать в Лидфорд-хаузе о судьбе Кристин и через нее — Мины, то что же ему делать дальше?
Именно этот вопрос он задавал себе снова и снова, пока ехал по направлению к Уайтклабу.
Было время ленча, и поскольку буфет в клабе был не слишком велик и там собралось слишком много джентльменов, то маркиз решил направиться прямо в обеденный зал.
Он пересек большой светлый зал, окна которого выходили на Сент-Джеймс-стрит, кивая тем друзьям, кто приветствовал его кивком или взмахом руки со своего места. Не останавливаясь, как он это делал обычно, чтобы перекинуться с ними парой слов, он прошел в конец зала и присел там за небольшой столик на двоих.
К нему тотчас же поспешил официант. Маркиз без всякого интереса едва заглянул в меню и заказал первый же попавшийся ему на глаза кларет.
Он был слишком погружен в свои мысли, чтобы обращать внимание на окружающее, поэтому не сразу заметил, что кто-то подошел к его столику. Взглянув вверх, он увидел лорда Хокстоуна.
Граф был далеко не молод, и из-за своего почтенного возраста не входил в число ближайших друзей маркиза, но тем не менее они часто встречались. Они оба были членами не только этого заведения, но и Джокей-клаба. Лорд Хокстоун — обладатель прекрасной конюшни, чьи лошади почти всегда побеждали на бегах, был постоянно в хорошем расположении духа. Обычно он с искренней теплотой приветствовал маркиза, хотя редко разговаривал с ним.
Взглянув на графа, маркиз подумал с удивлением, что тот, против своего обыкновения, выглядит довольно смущенным и даже как будто растерянным.
— Полагаю, я должен принести свои извинения, Вентнор, — сказал граф. — В то же время вы, я думаю, не станете отрицать, что у меня до сих пор не было возможности обойти вас на финише, так что мы вполне можем с вами спокойно поговорить.
Маркиз чуть приподнял в изумлении бровь. Ему бы очень хотелось знать, что имел в виду граф, ведь лошади маркиза последние две недели не участвовали в бегах.
— Я только что с утренней почтой получил письмо от моего сына, — продолжал граф Хокстоун. — В письме он честно признается во всем, что произошло, но я до сих пор с трудом могу поверить, что и вы, пусть даже косвенно, оказались замешаны в это дело.
Его слова никоим образом не помогли маркизу понять, что граф имел в виду, поэтому он учтиво сказал:
— Прошу меня извинить, я только что приехал из поместья, к тому же вы застали меня не в лучшую минуту. Поверьте, я совершенно не понимаю того, что вы мне хотите сказать.