— Понятно, ваша светлость, — ответил Денис Арлен. — Но вы не можете запретить мне видеться с ней. Я вправе встречаться со своими родственницами. Вы можете скрывать от меня Фелицию, можете угрожать расправой, но не думайте, что это остановит меня.
Он слегка поклонился герцогу и пошел прочь. В его поведении чувствовался дерзкий вызов.
Дарлингтон с минуту стоял и смотрел ему вслед, затем вернулся к своему столику.
— Вы прогнали его?
— Я велел ему держаться от тебя подальше.
— Он так напугал меня.
В ее голосе вновь слышался неподдельный страх.
— Можешь его не бояться, — заметил герцог презрительно. — Он обычный охотник за приданым. Тебе следует остерегаться таких типов, но отнюдь не потому, что они мужчины, а потому, что они проходимцы.
Герцог был очень рассержен. Этот негодяй Арлен совсем расстроил Фелицию. А что, если этот Арлен не последний? Что, если ей встретится еще не один такой прохвост, думал герцог. Как тяжело тогда придется бедной Фелиции, во что это превратит ее жизнь!
Словно прочитав его мысли, Фелиция нерешительно спросила:
— Наверное, нельзя отдать куда-нибудь все мои деньги? Тогда все эти мужчины утратили бы ко мне интерес.
Герцогу хотелось сказать, что из всего этого есть простой выход. Например, граф д'Авлон не охотится за ее деньгами, ему вполне достаточно своих. Но герцог решил, что такой ответ еще больше напугает Фелицию.
И снова, как за завтраком, он протянул девушке руку.
— Я думал, ты мне доверяешь.
— Я и доверяю.
— Тогда перестань так волноваться. Я позабочусь о тебе.
Он почувствовал, как дрожат ее холодные пальчики. Но вчера вечером они дрожали сильнее.
— Давай забудем об этих надоедливых мужчинах. Тебе не стоит забивать голову подобными вещами, — посоветовал герцог. — Наслаждайся обедом.
Фелиция улыбнулась. Улыбка делала ее необыкновенно привлекательной.
— Разве они могут испортить мне настроение, когда рядом вы? — спросила девушка.
— Правильно, — подхватил герцог. — Они недостойны нашего внимания.
— Конечно, нет! Вы убили еще одного дракона, святой Георгий. Теперь можно наслаждаться жизнью.
Ее глаза сияли. Герцогу захотелось сделать ей что-нибудь приятное, порадовать девушку. Он хотел было поцеловать ей руку, он всегда поступал так в подобных обстоятельствах, но передумал. Вдруг этот невинный поцелуй напугает Фелицию? Поэтому он ограничился крепким теплым рукопожатием.
— Так, значит, живем в свое удовольствие? — сказал Дарлингтон. — По-моему, за это стоит выпить.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Герцог осмотрел очаровательную гостиную. Лучшего места для первого выхода Фелиции нельзя было и представить.
Хозяйка дома мадам Гутье славилась своими приемами. На них приглашали умнейших людей Франции, выдающихся политиков, писателей и критиков. Герцог знал, что все эти люди не только хорошо образованны, но и остроумны, их речи занимательны и интересны.
Когда-то давным-давно у Дарлингтона был скоротечный, но бурный роман с мадам Гутье. Мадам имела потрясающую способность оставаться в дружеских отношениях со всеми своими бывшими любовниками, и герцог не был исключением: он просто не представлял поездки в Париж без визита к ней.
Мадам Гутье радостно оживилась при его появлении и протянула руки ему навстречу.
Она выглядела очень молодо. С трудом верилось, что этой стройной красивой женщине уже далеко за тридцать.
Герцог поцеловал хозяйке дома руку и почувствовал, как от его поцелуя по всему ее телу пробежала легкая дрожь.
Мадам до сих пор находила его желанным мужчиной.
— Я безумно рад снова видеть тебя, Элен! — сказал Дарлингтон с радушной улыбкой.
— И я с нетерпением ждала твоего приезда, mon brave. Мне совсем недавно сказали, что ты не один. Так где же твоя прелестная юная родственница?
Герцог представил Фелицию. Мадам Гутье долго беседовала с девушкой, и та постепенно успокоилась и освоилась в новой обстановке. Ее нараставший было страх поутих.
Фелиция не просила герцога остаться после ужина дома, боясь рассердить его. Но все в ней говорило об этом желании. По выражению ее глаз, по тому, как она напряженно держалась, герцог сам понял, что девушке не по себе и она делает неимоверные усилия, чтоб не дать волю своему страху.
Он решил не идти более у нее на поводу и как должное принимал ее покорность и послушание.