Но Генрих Тюдор, который развелся с первой женой и обезглавил вторую, как раз лишился своей третьей королевы, Джейн Сеймур, которая умерла от родильной горячки. В поисках четвертой супруги он решил помешать племяннику обвенчаться с такой важной для Шотландии француженкой.
Английский посол сделал от имени короля Генриха предложение Марии де Гиз и очень на нем настаивал. Леди, еще носившую траур по своему покойному супругу, не радовало ни одно из предложений. Впрочем, Англию она отвергла незамедлительно.
— Может, я женщина и крупная, — говорила она позже, — но шея у меня короткая.
Точно так же отреагировали на предложение короля Генриха и другие знатные леди.
Но король Франции, Франциск I, одобрил союз между герцогиней и Яковом Стюартом. Он сообщил герцогу де Гизу, что настаивает на браке между шотландским королем и овдовевшей дочерью герцога. Известие сильно расстроило Марию де Гиз. Она не была против второго брака как такового, но мысль о том, что придется покинуть родину, ее не радовала. Кроме того, еще и ее сыновья должны будут остаться с Лонгвилями как наследники своего отца.
Но ни герцог де Гиз, ни его овдовевшая дочь не могли пойти против воли короля Франциска. Впрочем, герцог тянул с ответом, давая дочери время примириться с неизбежным. К этому времени Яков Стюарт перестал скорбеть. Его прелестная Мадлена умерла шесть месяцев назад, и у него не оставалось выбора — он должен был взять новую королеву и зачать наследника для Шотландии. Он собственноручно написал Марии де Гиз, спрашивая ее совета насчет своего затруднительного положения и сообщая о своей надежде на то, что она станет его новой королевой. Они успели познакомиться и проникнуться уважением друг к другу, что являлось превосходным началом для доброго христианского брака, подчеркивал он в письме.
Письмо получилось вдумчивым и почтительным, даже нежным. Яков Стюарт вложил в него все свое обаяние, которое умел проявлять, когда хотел. Письмо короля Шотландии тронуло Марию, знавшую, как сильно тот любил ее кузину Маддену. Его предложение было весьма почетным, а то, что он обратился к ней лично, а не оставил улаживать этот вопрос дипломатам, королю Франциску и ее отцу, особенно понравилось Марии де Гиз. Таким образом он проявил толику уважения к ней и к ее положению одной из самых знатных аристократок Франции. И дал ей возможность почувствовать, будто выбор и вправду за ней.
Мария де Гиз с изяществом приняла его предложение. Она понимала, что ей в любом случае придется снова выйти замуж, а ее желания в расчет не принимаются. Она помнила Якова Стюарта по их недолгому знакомству в прошлом году — и внезапно поняла, что он ей в самом деле нравится. Довольно привлекательный, достаточно образованный и, по слухам, король, знающий, как нужно править страной. Лучше стать его женой и королевой, чем выйти замуж за какого-нибудь незнакомца по повелению короля Франции. Может, Шотландия и в самом деле страна грубая и холодная, но там она будет королевой, а это вовсе не пустяк. Более того, она поможет своей родине сохранить и укрепить альянс между Шотландией и Францией.
Венчание назначили на май 1538 года.
К тому времени как новость достигла границы, сочельник уже прошел. Летом Мэгги забеременела и в конце марта ждала рождения своего первенца. Быть беременной ей ужасно не нравилась. Ей запретили скакать верхом и упражняться с оружием во дворе крепости. Дед и муж обращались с ней как с каким-то хрупким созданием, и оба они ее страшно раздражали. Прошедшие несколько месяцев выдались для обитателей крепости крайне неприятными, потому что Мэгги всеми возможными способами выражала свое неудовольствие.
— Младенец будет страдать коликами, — выговаривала ей Гризель. — Твое постоянное недовольство сделает его больным.
— Хорошо хоть, ты не предсказываешь, кто родится, как делают дед и Фин! — раздраженно огрызнулась Мэгги. — Мальчик то да мальчик это! Им что, даже в голову не приходит, что я запросто могу родить и девочку? Думаю, если она и вправду будет девочкой, они тут же начнут спорить, как быстро Фин заделает мне следующего ребенка. Какая все это гадость!
— Долг жены подарить своему мужу наследника, — сказала Гризель, как говорила уже не меньше сотни раз.
Госпожа переживала не самое легкое время, и камеристка ничуть не удивлялась, что Мэгги, привыкшая к активному образу жизни, возражает против того, чтобы с ней так носились и так ее оберегали. Первые несколько месяцев беременности ее ужасно тошнило, а когда она почувствовала себя лучше, дед с мужем попытались запретить ей выходить из дома, боясь, как бы она не повредила ребенку. «Это смехотворно!» — твердо заявила им тогда Гризель, и Мэгги позволили ежедневно гулять, хотя, конечно, этого ей было мало.