Особенно,... 
118 
Картер не сдвинулся с места.
— Я готов поспорить, что вы не желаете, чтобы ваши поклонники узнали про ваше распутство с сэром Рексом. Я буду молчать, и Анна тоже, но только если получим за это хорошее вознаграждение.
— Что?! — спросила Бланш. Она была в такой ярости, что не сразу поняла Картера.
— По сто фунтов мне и ей, и мы поклянемся, что будем хранить вашу маленькую грязную тайну до конца нашей жизни. — Он усмехнулся.
— Вы смеете меня шантажировать?! — крикнула Бланш.
— Смею.
Ее начало трясти. Она отошла в сторону, потом резко развернулась и заявила:
— Рассказывайте хоть всему миру! Мне это безразлично! Мне двадцать семь лет, через месяц будет уже двадцать восемь, поэтому никто не упрекнет меня за любовную связь.
— Ваш новый жених мог бы упрекнуть, — ответил Картер. Его глаза потемнели, предвещая опасность.
— Убирайтесь вон, — еле слышно сказала Бланш. От этого безобразного спора у нее закружилась голова.
— Вы об этом пожалеете! — ответил он.
Когда он шел к двери, Бланш смотрела ему вслед. Она сжала виски ладонями, борясь с воспоминаниями, которые заполняли ее голову. Разъяренный сэр Рекс приказывает ей уйти. Чудовище тащит маму из кареты. Мертвая лошадь, залитая кровью.
Анна знает про болезнь.
Анна видела ее во время припадка.
— Подожди! — крикнула она.
Картер повернулся.
Ей было бы неприятно, если бы ее личная жизнь стала известна всем, однако эта неприятность была не слишком велика и не стоила цены, назначенной Картером. Но вдруг он вместе с этими секретами раскроет всем и ее самую мерзкую тайну — то, что она медленно, но верно сходит с ума? Сейчас он вернется домой и скажет Анне, что Бланш отказалась платить им за молчание. Анна возненавидит ее, захочет отомстить и сделает все возможное, чтобы повредить ей. В этом Бланш была уверена. Анне понадобится всего две минуты, чтобы рассказать кому‑нибудь правду о здоровье Бланш.
— Хорошо. Приходи завтра, и я заплачу тебе наличными.
Картер улыбнулся ей.
Бланш выпила три чашки успокоительного чая и сейчас была окружена своими поклонниками — вернее, щеголями и плутами, которые очень любят ее деньги. Перед чаем Бланш полчаса пролежала неподвижно в постели, не думая о шантаже и представляя себе, что покачивается на поверхности пруда с неподвижной водой. Сейчас она словно висела в этой воде. Она была идеально спокойна и знала, что сможет пройти через этот день, ни разу не оступившись.
— Отдых в Корнуолле пошел вам на пользу, леди Херрингтон, — сказал очень красивый молодой джентльмен — рослый, каштановые волосы, глаза серые, взгляд прямой. Бланш попыталась вспомнить его имя, но вспомнила только, что он третий сын графа, беден и известный распутник. Однако Бесс говорила, что распутство — его единственный недостаток: он не игрок и не проматывает чужие деньги. — Вы никогда не выглядели так чудесно, — договорил он и улыбнулся. На щеках стали видны ямки.
Бланш улыбнулась ему в ответ и вспомнила его имя — Джеймс Монтроз. Она внимательно взглянула на этого поклонника. Красивый. И хорошо сложен: высокий, но мускулистый. Теперь она могла представить себе, какое тело скрывается под его одеждой. На этом теле нет ни одной лишней капли жира. Должно быть, он много ездит верхом. Но она была холодна: все это не вызывало у нее даже слабого намека на желание.
— Мне было приятно там отдыхать, — тоном легкой беседы сказала она. — Я в первый раз была так далеко на юге. Это просто чудесные места.
— А на севере — на крайнем севере нашей страны — вы бывали? — Он озорно улыбнулся. — У моего отца есть охотничий дом в Горной Шотландии. Я был бы счастлив отвезти вас туда.
— Я никогда не бывала севернее Стирлинга, — ответила Бланш.
И тут она похолодела: в ее гостиную вошла графиня Эдер. За графиней следовали ее падчерица Элеонора О'Нил и Лизи.
— Что‑то не так? — спросил Монтроз и повернулся в ту сторону, куда смотрела она.
Считают ли эти три женщины, что она невеста сэра Рекса? Бесс целую неделю говорила всем и каждому, что этой помолвки никогда не было. И Бесс сказала ей, что она должна упорно повторять то же самое. Иначе начнутся вопросы, которые могут «расстроить» ее. Теперь уже никто не задавал вопросов, а у Бланш было горько на душе.
У нее заныли виски.
«Пожалуйста, не сейчас», — мысленно попросила она.
— Леди Херрингтон, что с вами? Не хотите ли сесть? — спросил ее Монтроз. В его голосе были слышны доброта и забота.
118 
