23 
Внутри было дико, пусто и заброшенно. Толстый слой снега, прорезанный лишь одной тонкой запорошенной тропинкой, нечищеные крыши и крыльцо дворца, тишина в сараях и хлеву, ни единого дымка из труб, закрытые ставни окон, давно нетронутая, потемневшая со всех сторон копна сена. Подворье можно было бы принять за мертвое, если бы не лай в загородке для сторожевых псов.
– Тэ-эк, - потянул князь. - Ну, коли собаки тявкают, стало быть не все потеряно. Кто-то их подкармливает.
– Может, добры люди какие? - осторожно предположила Варя.
– Судя по следам, обитают они во дворце. А коли так, то или не чужие, или не добрые. - Андрей подъехал к конюшне, спешился: - Мефодий, Воян, Полель! Коней примите, расседлайте… В общем, не маленькие, знаете, что делать. Колодец за сараем, коли не знаете. Боголюб, Никита, баней сразу займитесь, а то мы все уж две недели не парились.
– Разом обернемся, княже, - за всех ответил Никита, спрыгивая в жалостно скрипнувший наст. Повел плечами, разминая тело, наклонился, зачерпнул снег, растер щеки: - Ек как кусается, княже! Морозы-то крещенские!
– Сперва дело, потом чаркой согреетесь, - пообещал князь, и холопы сразу зашевелились шустрее, словно вино уже подогрело кровь в их жилах.
– Пойдем, Варя, - позвал женщину Андрей. - Осмотришь здешнее хозяйство.
Он стал пробираться к крыльцу, но не успел пройти и половины пути, как навстречу выскочил скрюченный на левый бок, седой Еремей - такой же драный, в замызганной душегрейке, латаной-перелатаной серой полотняной рубахе и вытертых штанах, с перепутанной клочковатой бородой, каким Зверев увидел его в первый раз.
– Ты чего это, ярыга? - возмутился он. - Почто хозяина позоришь? Я же тебе достойно велел одеваться!
– Как же одеянием хвалиться, коли один на таковом хозяйстве сижу? - оправдался, подслеповато щурясь, старик. - Увидят тати, одному не отбиться. А так убогость мою увидят - и дом нищим сочтут. А кому охота через псов голодных в брошенный двор залезать?
– Ради хитрости, стало быть, скромничаешь? - усмехнулся князь. - Ну, тогда молодец, прощаю. Награжу за старания от души.
– Да меня уж Господь наградил, - перекрестился ярыга. - Молодых, эвон, лихоманка всех прибрала, а я живу. И не рад уж, сила не та. Не хватает за всемто углядеть. И нечем глянуть ныне. Да бережет, милостивец. Миром жалует.
– Это у нас здесь такой огромный дом? - прижав шапку на голове руками, дабы не упала, окинул взглядом дворец маленький Андрей.
– Не у нас, а у князя, - поправила его Варвара.
– Теперь и у вас тоже, - вступился за паренька Зверев. - Пойдем.
В доме было сумрачно. Проникающего через распахнутую дверь света хватало только на то, чтобы осветить прихожую, а свеча, что еле тлела у ярыги в комнатке привратника, не давала ни тепла, ни освещения. Варя выдохнула - изо рта искрящимися клубами вылетел пар.
– Как же ты тут жил, старик? - удивилась она.
– Дык, на кухне, как кулеш али кашу подогревал ввечеру, так до утра тепла и хватало. На ней и спал. На печи то есть. Руки уж не те, милые. Не поколоть дровишек. А в плите топка большая. Туда поленьев разом кинешь неколотых, щепой растопишь… До утра самого угли и тлеют.
Варвара тяжело вздохнула, оглянулась на князя. Зверев развел руками. Он тоже не знал, за что при таком раскладе хвататься в первую очередь. Женщина покачала головой и принялась расстегивать полушубок, вскинула палец:
– Все ставни раскрыть немедля, не то мы тут ноги сломим. Печи все затопить… Первыми в людской и у опочивальни. И больше до ночи сделать мы никак столь малым числом не успеем. Старик, как тебя… Показывай, погреб где, припасы, кухня. Со мной семеро мужиков голодных. Коли вскорости не накормлю - саму слопают.
– Пошли, Андрей, - тронул мальчишку за плечо Зверев. - С тебя ставни на первом этаже, я пока дров поколю. Потом растапливать начнем.
Варвара оказалась права. Пока трое холопов управились с тремя десятками лошадей, расседлав их и развьючив, задав им воды и сена, пока перетащили вещи частью в дом, частью в сарай, прошло почти два часа - и только потом они пришли на помощь. За это время князь с тезкой только-только две печи успели дровами забить и растопить. Боголюб же с Никитой и вовсе на весь вечер в бане застряли. Там ведь не только растопить, но и воды из колодца натаскать требовалось. Причем изрядно - в большой медный чан.
Настроение подняли только рассыпчатая гречневая каша с тушеной свининой, что каким-то чудом смогла всего за два часа сотворить Варвара, и два кувшина красной тягучей петерсемены, которую князь велел ярыге выставить на стол. А хмель, коли им не перебарщивать, всегда работу облегчает.
23 
