В данном случае нужно было просто дать возможность лошадям самостоятельно искать дорогу. Его Амиго имел очень четкое представление о том, как он найдет свое стойло в Каскарилл? Гардене, да и остальные четвероногие стали двигаться намного быстрее, когда группа наконец-то отправилась в обратный путь. Всего лишь через три дня они добрались до Кингстона, где мужчин приветствовали, как героев.
— Убить мы, правда, никого не убили, но нагнали на этих парней основательного страху! — орал надсмотрщик Холлисте-ров. — В ближайшее время ни один из них тут не покажется!
Правда, их тут не бывало и раньше — мароны направляли свои атаки чаще всего на плантации, расположенные далеко в предгорьях, но сейчас это никого не интересовало.
Как бы там ни было, теперь Дуга начали хоть чуть-чуть признавать в Кингстоне. На одном из наспех организованных «праздников победы» он встретил нескольких купцов, занимавшихся импортом-экспортом, с которыми вполне профессионально поговорил о торговом праве, в то время как остальные члены экспедиции просто напивались. Ему быстро удалось убедить их в своих знаниях, и они не спрашивали Дугласа о наличии диплома до того, как попросить его проверить их договора и составить новые. После того, как он помог одному из мужчин в переговорах с Англией и указал на слабые места в законе, которые облегчали ему ввоз своих товаров на родину, о Дуге заговорили все. В будущем ему уже не надо будет сидеть без дела на плантации своего отца, а придется почти каждый день ездить верхом в Кингстон и зарабатывать собственные деньги.
Таким образом, Дуг вернулся в Каскарилла Гардене довольный собой.
На следующий день после церемонии обеа Нора проснулась с мучительной головной болью. Она раньше никогда не пила так много, как прошлой ночью, и уж точно ничего крепче вина или иногда бокала ромового пунша. То, что произошло у нее с Аквази, оказалось почти забытым из-за резкой боли и стука в голове, и ее состояние не улучшалось. Где же Маану? Почему она не появляется, чтобы помочь ей?
В конце концов, маленькая Манса по указанию Адвеа принесла ей нюхательную соль и положила ей на лоб мокрый платок.
— Маану завтра снова здесь, — сказала девочка.
Нора не слишком задумывалась над этим. Она предполагала, что Маану этим утром чувствует себя так же, как и она сама, что хотя и не оправдывало ее служебную халатность, но, по крайней мере, объясняло ее. Нора удивилась только тогда, когда Маану, на следующий день все-таки появившись на службе, была при этом такой же раздражительной и неразговорчивой, как в день приезда новой хозяйки на плантацию. Хотя, пожалуй, в этот раз было еще хуже — ведь тогда Маану просто напускала на себя равнодушный вид. А сейчас, казалось, она по-настоящему злилась на Нору.
— Ты видела меня во время обряда обеа? — попыталась выведать причины этого поведения Нора. — Тебе это не понравилось? Ты считаешь, что белые люди не должны быть там?
— Миссис делает, что хочет, — резко ответила Маану.
Она ушла из ее комнаты, якобы для того чтобы принести что-то. Нора, естественно, могла бы заставить ее отвечать на вопросы, но не хотела обидеть девушку, загоняя ее в угол. Когда-нибудь, она надеялась, Маану снова оттает. Может быть, участие Норы в собрании оскорбило ее религиозные чувства. Маану сидела впереди — возможно, она относилась к ближайшим сподвижникам Квадво. Нора спрашивала себя лишь о том, откуда она узнала о присутствии хозяйки. Ей надо было приказать Адвеа молчать об этом...
Что касалось Аквази, то молодой раб придерживался указаний Норы и больше не приближался к ней. В первые дни женщина также целенаправленно избегала его, но затем обнаружила, что в этом нет никакой необходимости. Аквази держался от нее подальше.
Через два дня после происшествия в сарае Нора с облегчением обнаружила, что у нее начались месячные. Невозможно было себе представить, что бы произошло, если бы она забеременела. Хотя она знала, к какой баарм мадда [10] ей можно было бы обратиться в таком случае. Знахарка, также выполнявшая обязанности повитухи, принадлежала плантатору Кинсли, и люди рассказывали, что она «лечила» даже белых девушек из Кингстона.
К тому же ни одна из рабынь, которые побывали у нее, не умерла, откуда можно было сделать вывод, что она самая лучшая знахарка в этой местности. Однако Нора умерла бы от стыда, если бы ей пришлось признаться старой рабыне, что в ней растет ребенок-мулат. Или что она не хочет ребенка от своего мужа. И то, и другое Норе было одинаково противно.