169 
— Это было непросто, — призналась она. — Но я очень старалась, потому что это было для тебя. А для тебя у меня всегда есть время.
* * *
С тех пор как Макс вернулась домой, Куки и Гарри вели себя как две задницы. Казалось, их вовсе не интересует, как обстоят дела у их лучшей подруги, которая лишь чудом спаслась от интернет-маньяка. Они даже ни разу не зашли к ней! Целыми днями они сидели в комнате Куки и курили травку, а заторчав как следует, валились на кровати и отключались. Макс даже не верилось, что подобная перемена могла произойти с ее друзьями всего за несколько дней ее отсутствия, однако факт оставался фактом: Куки и Гарри превратились в двух завзятых «дуриков», и она понятия не имела, что тут можно сделать. Саму Макс наркотики никогда не прельщали. Однажды она попробовала кокаин, но ей не понравилось. От марихуаны она тоже не испытывала никакого кайфа — только сонливость. Правда, после косяка ей начинало отчаянно хотеться шоколада, но это ничего не значило — Макс всегда была сладкоежкой и не нуждалась в искусственных стимуляторах, чтобы слопать в один присест две плитки шоколада или коробку конфет.
Свою роль сыграли, вероятно, и те строгие слова, которые Макс услышала от матери лет, наверное, в двенадцать. «Наркотики принимают только дураки и неудачники, — сказала Лаки. — Если хочешь прожить жизнь в химическом тумане, пожалуйста, — нюхай, колись или кури. Но если у тебя в голове есть хотя бы крупица здравого смысла, ты очень скоро поймешь, что это дорога в никуда, и не станешь поддаваться стадному чувству, которое очень сильно среди твоих сверстников. Кстати, курить обычные сигареты тоже не стоит. Я в свое время то курила, то снова бросала и могу утверждать, исходя из собственного опыта: это нездоровая и некрасивая привычка. К сожалению, избавиться от нее совсем я не могу. Теперь я себя за это презираю, а тебе советую — лучше не начинай вовсе, чтобы не оказаться, как я, в табачном рабстве».
В Лаки ей вообще нравилось многое, но больше всего ее восхищало то, что ее мать никогда не была ни наседкой, ни ханжой. Иногда она была сурова, даже жестока, однако это не мешало Лаки прекрасно разбираться во всем, что происходило в мире, и откровенно разговаривать с дочерью о таких вещах, как, например, секс. Когда Макс исполнилось четырнадцать, Лаки сама купила ей упаковку презервативов и сказала: «Тебе это не пригодится еще, наверное, года два, но на всякий случай возьми… И не забудь, пожалуйста, ими воспользоваться. Впрочем, ты у меня девочка умная, и я уверена, что, когда настанет время, ты все сделаешь правильно».
И вот Макс решила, что это время настало.
Потенциальной жертвой был Туз.
Оставалось только добиться, чтобы он ей все-таки перезвонил.
66
В Пасадену Генри Уитфилд-Симмонс вернулся вне себя от ярости и разочарования. После того как он задавил койота и оказался в кювете, у него еще оставался шанс догнать увозивший Марию «Шевроле», однако, когда он попытался вернуться на дорогу, оказалось, что переднее колесо спустило, и ему пришлось самому его менять. Это было ужасно! Генри довольно смутно представлял себе, что и как нужно делать, а проложенное в лесу шоссе в этот ранний утренний час оставалось пустым, и ему некому было помочь. В результате только на замену колеса он потратил почти час. О том, чтобы догнать беглецов, уже не могло быть и речи, но Генри все же не повернул обратно, а отправился в Биг-Беар в надежде, что по какой-то причине Мария задержится в городе.
В Биг-Беар он въезжал с большой осторожностью, опасаясь попасть в ловушку. Ему слишком поздно пришло в голову, что двое беглецов могли обратиться в полицию.
Нет, не «двое», поправил он себя. Мария никогда бы этого не сделала, но ее проклятый братец — мог. Грязный сукин сын! Наверняка это он подбил Марию бежать, запугав всякими ужасами, которые видел в идиотских фильмах о маньяках. Он не оставил ей никакой альтернативы (Генри нравилось это слово — «альтернатива»). Мария была вынуждена покинуть уединенный дом в лесу, хотя в глубине души она, конечно, была не прочь остаться. Остаться с ним. Генри был уверен в этом абсолютно и непоколебимо (еще одно его любимое слово). Ведь они уже начали понемногу узнавать друг друга, и даже отношения между ними почти наладились, хотя им, разумеется, было еще далеко до того единения душ и тел, о котором он мечтал.
Будь проклят этот чертов братец!
169 
