- Гей-гой, где вы все, пора торопиться!
- Гей, куда вы забрели по буграм да кочкам?
- Длинноух, Носатик, Хвостик, Белое Копытце!
- Все сюда, все ко мне! Приведи их, Пончик!
Он пел, на ходу подбрасывая шляпу и ловя ее, потом скрылся из виду, а ветер, который теперь переменился и дул с юга, донес его «Гей-гой!» из-за курганов.
Солнце уже снова крепко пригревало. Хоббиты, послушав совет Тома, немного побегали по траве, потом разлеглись на теплом солнышке, радуясь, словно вдруг попали из холодной зимы в теплое лето, или как выздоравливающие больные, которые после долгого лежания в постели почувствовали себя хорошо и встречали новый день.
К тому времени, как Том вернулся, они успели ожить полностью (и насмерть проголодаться). Том появлялся постепенно: сначала шляпа за бугром, потом улыбающееся лицо, потом сам Том с пятью нагруженными пони. Позади рысил шестой, крупнее, толще, крепче (и старше) других. Это и был, вероятно, Пончик.
Мерри, который был хозяином пятерых пони, никак их не называл, но с того дня, как они попали к Тому и Том придумал им клички, они всегда прибегали, стоило только позвать по имени. Сейчас по команде Тома они друг за дружкой поднялись на холм и встали в ряд, а Том весело поклонился хоббитам.
— Ну вот вам и пони! — сказал он. — Они кое в чем оказались умнее путешествующих хоббитов. Носы у них умные — вовремя почуяли опасность, а вы прямо на нее пошли. Они бежали, чтоб спастись, значит, правильно бежали. Вы уж их простите. Хоть сердца у них верные, для встреч с Умертвиями они не годятся. Вот они опять все вместе, и поклажа не пропала!
Мерри, Сэм и Пин вынули из мешков запасную одежду, и в ней им сразу стало жарко — потому что в запасе были более теплые вещи для зимы.
— А откуда шестой, этот Пончик? — спросил Фродо.
— Он мой, — сказал Том, — четвероногий дружок. Хотя я редко на нем езжу, он гуляет, где сам хочет, на свободе, пасется на холмах. Ваши, пока у меня были, с ним познакомились, а ночью учуяли его и быстренько к нему побежали. Он за ними присмотрит, скажет им мудрое слово — и они совсем бояться перестанут. Ну, Пончик милый, старый Том сейчас тебя оседлает. Хей-хо! Придется вывести вас на дорогу, для этого нужен пони — а то очень неудобно разговаривать, когда хоббиты едут верхом, а ты на своих двоих бежишь за ними рысцой.
Хоббиты пришли в восторг от таких слов и принялись благодарить Тома; но он засмеялся и сказал, что они очень здорово умеют теряться, и раз он их нашел, то должен благополучно вывести за пределы своей земли, чтобы опять не потерялись.
— У меня ведь много дел, — сказал он. — Мне надо работать и петь, гулять и беседовать, и наблюдать за тем, что делается вокруг. Не может Том все время быть с вами рядом и взламывать двери и ивовые стволы. У Тома свой дом есть, и Золотинка ждет.
Судя по солнцу, было еще довольно рано, примерно между девятью и десятью, и хоббиты сосредоточили все помыслы на еде. Последний раз они ели вчера у камня, и то был даже не обед, а второй завтрак. Сейчас они доели все, что оставалось от него на ужин, и съели то, что подвез Том. Завтрак получился скромный (принимая во внимание то, что они были хоббитами в исключительных обстоятельствах), но после него они почувствовали себя гораздо лучше. Пока они жевали, Том поднялся на курган и рассмотрел сокровища. Большую часть он отшвырнул на траву, где они легли сверкающей грудой, с пожеланием: «Пусть возьмет, кто найдет, будь то птица или зверь, человек или эльф, вообще любой, только чтоб не злой», — ибо лишь так чары Могильника развеются, и Умертвие больше не сможет вернуться. Себе он выбрал брошь с голубыми камнями, переливчатыми, словно цветы льна или крылья бабочек. Том долго смотрел на нее, качая головой, видно, вспоминая что-то давнее, наконец, произнес:
— Это игрушка для Тома и его подружки! Несказанно хороша была та, что носила ее на плече. Давно это было. Золотинка наденет ее теперь в память о прежней хозяйке.
Всем хоббитам он подобрал длинные кинжалы в форме узкого листа, очень острые, удивительной работы, с красно-золотой змейчатой насечкой. Ножны к ним были черные, из незнакомого легкого и прочного металла, украшенные огненными камнями. То ли в ножнах была тайная сила, то ли действовало заклятие Могильника, но вынутые на свет клинки сверкнули на солнце, как новые, на них не было ни следа ржавчины.