— Но это так, Джулиан. Мы можем провести следующие десять лет, раскапывая сталактиты в этой чертовой пещере.
— Ваша логика была блестящей. Мы должны попытаться понять, о чем думал отец, когда писал это письмо «Каменные копья» — должно быть, это словосочетание обозначало для него что-то особенное; возможно, он упоминал об этом матушке. Нужно спросить у нее.
— Или, возможно, оно здесь. — Софи опустилась на колени рядом с особенно острым сталактитом и запустила пальцы в мягкий песок. Через несколько минут она остановилась и взглянула на него. — Что ж, похоже, это не он.
Джулиан рассмеялся и помог ей подняться. Он, однако, вложил в это движение слишком много силы — и он это знал, — и она упала на него. Он почувствовал удар желания, такой сильный, что еле удержался на ногах.
— Нет, — сказал он, оттолкнул ее, схватил фонарь и вышел из пещеры, остановившись, только чтобы придержать для нее ветки.
— Я уже больше не маленький бич Божий, Джулиан. Я большой бич Божий.
Он не произнес ни слова по пути в Рейвенскар.
Пуффер сказал им, что барон Перли пьет чай в гостиной с ее светлостью.
Подходя к гостиной, Джулиан расслышал слова матери:
— Я нашла сложенную записку в дыре, Руперт. Позвольте показать ее вам. Софи сделала несколько копий.
Он вошел в гостиную вместе с Софи, как раз когда его мать открыла маленькую китайскую шкатулку на инкрустированном столике, достала бумагу и передача барону.
Джулиан ничего не сказал. Он только смотрел на лицо барона, слушая дыхание Софи. Барон выглядел заинтересованным, потом возбужденным.
— Боже мой, Коринна, я совершенно ни о чем подобном не подозревал. Конечно, я видел, что обивка слегка порвалась, но я не хотел тратить время и чинить ее, я хотел только отдать ее Джулиану. Но, дорогая, что значит эта загадка?
— Никто не знает, — ответила она. — Джулиан, Софи, входите. Я показала Руперту загадку твоего отца.
— Есть ли у тебя какие-либо мысли, что это может значить, Джулиан? Ты знаешь, что это за каменные копья? Или где они? Или что это за магический камень?
— Нет, сэр, я совершенно не представляю, где может быть этот так называемый магический камень или в чем заключается его магия. Сработает для меня, но не для отца? Говорил ли мой отец вам когда-нибудь о чем-либо подобном?
— С тех пор прошло тридцать лет, мальчик мой. Но, думаю, если бы твоей отец говорил что-то о магической драгоценности, я бы запомнил.
Джулиан пожал плечами:
— Мне сказали, что Ричард с леди Меррик вернулись в Хардкросс-Мэнор.
— Да, — улыбнулся барон. — Она очаровательна. Думаю, мой сын скоро женится.
Софи открыла рот, потом снова закрыла.
— Не хочешь ли чаю, дорогой? — предложила Коринна.
— У меня есть дела, матушка, а Софи с Роксаной собираются на пикник. Сэр, удачи с вашей гостьей.
Он услышал, как барон спросил:
— Почему Джулиан желает мне удачи с леди Меррик? Она сестра Роксаны, не так ли? И тетушка Софи. Очаровательная молодая женщина, и должен сказать, муж оставил ей немалые средства.
— О, — прошептала Софи Джулиану, — как я хотела бы знать, что сейчас на уме у Лии.
Глава 48
Джулиан вышел из конюшни, постукивая хлыстом по сапогам, когда услышал чей-то крик. К нему бежала Софи, ее юбки для верховой езды были задраны выше щиколоток, и она снова и снова выкрикивала его имя. Он внезапно почувствовал страх и взял ее за руки.
— В чем дело? Что случилось? С вами все в порядке?
— Она пропала!
— Что? Кто пропала, Софи?
— Роксана. Ее нет в спальне, нет нигде, я уже расспросила всех. Никто ее не видел. Все ищут ее. Вы знаете где она?
Он погладил ее ладонь, успокаивая.
— Нет, я не знаю. Но здесь Девлин, он должен знать.
— Нет, он тоже не знает. Мы немедленно вместе едем в Хардкросс-Мэнор. Я знаю, Ричард Лэнгуорт похитил ее, я уверена; и Девлин тоже. Теперь, когда вы вернулись, мы можем поехать все вместе.
— Подождите минутку — вы уже все здесь осмотрели?
— Да, да. Тэнси пришла ко мне в семь утра и сказала, что Роксаны нет в спальне. Сначала я не беспокоилась. Рейвенскар огромен, а Роксана любит исследовать окрестности, но я не могла ее найти. Я расспросила всех, потом Пуффер сказал мне, что Девлин в бильярдной. Он проигрывал самому себе и громко ругался, весьма недовольный этим. Боже мой, кого заботит, выигрывает ли он сам у себя?