Особенно,... 
33 
Он издал приглушенный смешок, резко оборвал его и сказал:
— Тату. Телефон… не… используй их.
— Почему нет? — он закончил татуировку на ее позвоночнике и сказал, что если она позвонит на ЯВСД, он сможет найти ее где угодно. Но согласно тому, что она сегодня узнала от Бэрронса, тату, которую он набил на ее кожу, позволяет ему определять ее местоположение и без звонка. Тогда зачем нужен телефон? — Потому что ты ранен?
— Слишком… многие… из нас… выбыли… из игры. Теперь… слишком… опасно.
Она изучала его в тусклом свете, гадая, что именно случится, если она позвонит по номеру, записанному в ее телефоне как Я В СЕРЬЕЗНОМ ДЕРЬМЕ, и на скольких из Девятки повлияет, если она воспользуется этим номером. Раздраженно мечтая, чтобы он ей сказал. Очевидно, телефон делает нечто большее, чем просто определяет ее местоположение. Но доверие не было его сильной стороной, и в это в равной мере относилось к ней.
— У меня есть две миссии: Мак и спасение мира от черных дыр, и я рассчитываю достичь их в этом порядке, поскольку полагаю, что спасение Мак поможет нам спасти мир. И в это время я не собираюсь пользоваться твоим телефоном. Когда ты умираешь, как быстро ты возвращаешься? — в последний раз прошло какое-то время, прежде чем она вновь увидела его.
— По-разному.
— Но быстрее, чем ты исцелишься таким образом.
— Да.
— Так умри, я буду здесь, когда ты вернешься.
Налитые кровью серебристые глаза пристально посмотрели на нее.
— Я останусь неподалеку. Даю слово. Ты знаешь, мне можно верить, — они, может, и не ладили, но она уважала его и знала, что он вернет услугу.
Его глаза переливались дюжиной блестящих, непостижимых оттенков холодного серебра.
Она изменила позу, нетерпение делало ее беспокойной.
— Чего ты ждешь?
— Не… так… просто.
— Почему?
— Двигаться… не могу. Как… умереть?
У нее вдруг защемило в груди.
— Ты всегда возвращаешься? Это не из тех штук, что срабатывают иногда? Это проверено, точно?
Он ответил еще одним почти незаметным кивком.
Она шумно выдохнула. Подростком она хвасталась, что однажды прикончит великого Риодана. Но тот день, когда она думала, что убила его, освободив Кровавую Ведьму, стал одним из самых ужасных дней в ее жизни.
— Кажется, ты заставляешь меня делать грязную работу, — раздраженно произнесла она.
Его глаза сузились, а губы сложились в гримасу улыбки.
— Ты смеешься надо мной?
— Думал… тебе в кайф… убить меня. Старые… обиды. Можешь… позвать Бэрронса. Ненавижу… когда этот… мудак… делает это. Слишком… наслаждается этим.
— Как ты мне предлагаешь сделать это? — напряженно спросила она.
— Меч. Живот. Как Ведьма.
Она осмотрелась вокруг, как будто более приемлемая альтернатива может выскочить из-за угла или из-за стола, или появиться в зеркале — менее жестокая, кровавая и личная.
— Может, я просто устрою тебе передозировку чего-нибудь?
— Яды… не… работают. Отрубить… голову?
— Ох, ты реально извращенец, — прошипела она.
— Форм… альности. Ты… права. Логично… умереть.
Она уронила голову на руки и потерла глаза. Убийство для нее было делом естественным. Она могла быть жестокой, смертоносной и безжалостной, и считала это проявлением силы. Но Риодан важен для нее. Она смирилась с этим в Зеркалах. Ей нравилось знать, что он есть в этом мире, живой, делающий свои риоданские штучки, неважно, как бы некоторые из этих риоданских штучек не раздражали ее. В первый год, блуждая по мирам, она рассказывала себе истории о множестве интересных/раздражающих вещей, которыми он занимался без нее, и во главе списка — охота за ней, со всеми сопутствующими приключениями. Эти истории всегда заканчивались тем, что он находил ее, они обменивались историями и вместе надирали задницы по дороге обратно в Дублин. И мысль о том, чтобы убить его, пусть даже его смерть будет временной, наводила на нее ужас.
Она подняла голову, глаза ее пылали эмоциями.
Она не думала, что он может лежать еще неподвижнее, но он как-то умудрился, глаза прищурились, всматриваясь в ее лицо.
Она ненавидела все, что имело для нее значение. И все же прошлой ночью все потери и горе, которые она подавляла, вырвались на свободу. Как только процесс был запущен, все, что когда-либо задевало ее, имело тенденцию срываться со дна океана подавляемых страданий. Теперь ее эмоции плавали на поверхности, и все причиняло боль.
33 
