– У железнодорожной станции куда больше туннелей, – сказала я с растущим беспокойством. – Мы можем потерять её в подземном лабиринте, поэтому она скорее всего и бежит туда.
Умная девочка, подумала я, и почувствовала всплеск гордости, несмотря на то, что оттягивала руку Кости.
– Ты быстрее. Брось меня и догони её. Я буду прямо за тобой.
– Кейти! – прокричал Тейт, его голос отозвался эхом. – Остановись!
Кости окинул меня взглядом, словно оценивая мои возможности, затем повернулся и улетел, направляясь в темноту впереди. Я тоже пыталась полететь, но тут же приземлилась лицом в землю.
– Блин, – простонала я, прежде чем сплюнуть то, что я надеялась, было грязью. Затем, немного пошатываясь, я поднялась и побежала в том направлении, где исчез Кости.
– Если бы ты прислушалась к голосу разума, милашка...
Голос Яна отразился от стен, прежде чем я услышала тяжёлый звук удара, и затем возмущённое:
– Да за что, ты, маленькая беспризорница!?
В его голосе отчетливо слышались боль и удивление. Я улыбнулась. Похоже, я была не единственной жертвой Кейти.
– Хватит.
Голос Кости сопровождался треском силы, которую я чувствовала несмотря на то, что была за сотню ярдов от него. Я побежала быстрее, в спешке почти прыгая через мусор и осколки. Когда я завернула за угол, за которым оказалась котельная, я остановилась под встречающими меня взглядами.
На футболке Яна был широкий порез, открывающий малиновую полосу на его бледном животе, которая все еще заживала. По сравнению с ним, у Тейта дела обстояли гораздо лучше – у него была только окрашенная красным полоса на плече и свежая кровь покрывала его лоб.
На Кости, который был весь в черном, не было отметин. Он стоял в углу комнаты, протянув руку, как если бы хотел поймать такси.
Кейти зависла в воздухе в пятидесяти футах от него, её ноги пинали пространство, так как она не могла достать до земли.
Я подошла, в полной мере наслаждаясь возможностью впервые рассмотреть её поближе, не считая зернистого видео. Её золотисто-каштановые волосы были почти черными из-за грязи и старой сажи.
Она связала их в хвостик полоской клетчатого материала, которую, должно быть, отрезала от её слишком большой рубашки. Столь же большие штаны были закатаны до лодыжек, и привязаны другими полосками клетчатой ткани. Её ботинки также выглядели на несколько размеров больше, но она обернула шнурки вокруг ног так, чтобы они не сваливались.
Если она была настолько изобретательна с позаимствованной одеждой, нечего было и сравнивать это с ножами, которые она сжимала в своих маленьких бледных руках.
Лезвия, состоящие из сломанного стекла, были точно отшлифованы, рукоять была обернута в кожаные книжные обложки и изоленту. Серебро, сверкавшее вдоль края лезвия вновь вызвало во мне растущее чувство странной родительской гордости.
Она почти убила меня одним из её собственноручно сделанных ножей, но черт меня дери, если у неё не было навыков. Нужно потратить часы, чтоб расплавить достаточно серебра, и покрыть им лезвия, и, несмотря на их вес, она сумела бросить один в мою "прямо в яблочко!" зону.
Я подошла ближе, желая знать, какого цвета ее глаза. В настоящий момент они светились по-вампирски зеленым, их свечение отразилось на моём лице, когда я приблизилась.
Так много эмоций нахлынуло, когда я посмотрела прямо на неё. Заботу и желание защитить я ожидала; она перенесла столько всего в том возрасте, когда величайшей заботой должна быть потеря молочных зубов.
Страх и стеснение я бы могла предсказать; я так хотела понравиться ей, и конечно, я не имела понятия, как начать строить наши отношения. Привет, я твоя мама – было слишком много, слишком быстро, и если бы я попыталась ее обнять, она бы скорее всего снова меня заколола.
И на что я совсем не рассчитывала, была любовь, наотмашь ударившая меня прямо в сердце.
С таким же успехом она могла пустить в меня стрелу Амура, это было настолько же неожиданно и сильно.
Я, которая имела проблемы с доверием длиною в милю и отказывалась признать, что люблю Кости, первые месяцы наших отношений, сейчас знала с абсолютной уверенностью, что я любила эту маленькую смертоносную хулиганку, смотревшую на меня сверху вниз. От чего, большая, глупая ухмылка расплылась по моему лицу.
Сейчас мы вместе. Остальное уладим позже.
Настороженность заменила ее странное стоическое выражение, напоминая мне сдерживать признаки своего новообретенного восторга. Ухмыляясь ей, когда она телекинетически подвешена в воздухе, возможно придавало мне вид сумасшедшей злодейки.