– Жива?
– Нет, конечно, здесь пять высоких этажей. Это тебе. – Он протянул диктофон и сложенный лист бумаги.
«Надоело. Прощай и выполни обещание. Если чего-то не договорила – можешь придумать. Никогда не дели любимого ни с кем».
Странное завещание, но Линн понимала, о чем Сара. Единственным человеком, которого она любила за свою жизнь, был Густав. Позволив Густаву быть с другими, Сара потеряла его. Любил ли Густав сестру так же, как она его? Нет, и дело не в инцесте, просто не любил.
– Ты жалеешь Сару? – заглянул в лицо Вангер.
Линн ответила честно:
– Знаешь, я пыталась понять. Для меня есть словно две Сары – преступница, для которой нет ничего святого, и необычная женщина со своей психологией, в чем-то спорной, но в чем-то шагнувшей дальше нас всех. Она цинична и свободна от условностей.
– Эта свобода от морали привела ее на крышу.
– На крышу привела не свобода, а понимание, что она больше ничего не сможет. Даг, Сара могла бы сама писать книгу, сидя в камере, но она предпочла быстро надиктовать, потому что знала – скоро уйдет. В этом есть что-то, чего я еще пока не понимаю.
– Ты будешь писать книгу?
– Конечно, я же обещала. Камилла поможет.
– Ох, не нравится мне этот ваш тандем с Камиллой, – вздохнул Вангер. – Как у вас дела с Ларсом?
– Никак. Психологами велено ни с кем не общаться, чтобы не навредить, я живу с Камиллой на съемной квартире. Пыталась опекать бабушка, но и ей запретили на меня воздействовать.
– Пора прекращать этот сумасшедший дом! Надо сказать Ларсу, чтобы забирал тебя отсюда. Хватит уже экспериментов.
Линн только хмыкнула. Ларс и без подсказки Вангера не раз звонил и даже приходил, но Камилла оберегала покой подопечной слишком старательно, чтобы муж мог его разрушить. Покой не просто относительный, но и весьма спорный.
Когда-то пара месяцев рядом с Ларсом необратимо изменила Линн, превратив скромницу в весьма чувственную особу, но дальше раскрытия таланта подчиняться мужу не пошло. Эти три недели после убийства Густава и особенно последняя в общении с Сарой совершили другой переворот. Того, что не смог за пару лет сделать Ларс, всего за неделю добилась Сара, причем, вовсе не делая чего-то добиваться.
Линн стала иной. Лучше или хуже пока не ясно, но иной. Ей еще только предстояло на страницах будущей рукописи заново прожить жизнь Сары, но она уже изменилась.
В жизни возможно все, бывает, когда отрицательный пример меняет человека к лучшему, причем, вовсе не отторжением или осуждением, а новым видением мира. Из истории Сары Линн могла почерпнуть, как не надо жить, это было бы правильно, справедливо и вполне назидательно. Почерпнуть и сделать основой будущей книги, но она понимала, что поступит иначе.
Нет, не мораль «как нехорошо быть преступницей», будет основой книги. Что нехорошо, понимают все. Но и романтизировать Сару, превращая в скрытого дона Карлеоне в женском обличье, Линн тоже не собиралась.
Сара хотела, чтобы Линн рассказала всему миру о ее преступлениях, о том, как столько лет удавалось скрываться не только от полиции, но и водить за носы собственных подельников, как жить на краю, рискуя ежеминутно, как научиться жить, балансируя на острие даже не ножа, а иглы.
Линн уже понимала, что расскажет иное. Преступница Сара пусть останется писателям-детективам, ей самой интересней психология этой женщины, не ее преступления, а отношения с Густавом, не тайные счета в банках, а восприятие садо-мазо, не обман партнеров, а само умение перевоплотиться. Для Линн важней сочетание инцеста и любви, причем, безответной, ведь Густав всего лишь получал удовольствие с Сарой, как с классной партнершей.
Линн лучше других понимала, почему Сара приказала убить Густава и почему выбрала именно такой способ. Нет, не за отчима поплатился Сьеберг, а за то, что нашел Саре замену. Значило ли это, что жизнь Бритт тоже была в опасности? Возможно, но этого уже никогда не узнать. Оставалось только решить, должна ли знать об опасности и тайнах Густава и Сары сама Бритт.
– Пожалуй, надо посоветоваться с Ларсом.
Решение, принятое Линн, было несколько необычным, ведь от Ларса ее сильней всего и оберегали, но она почувствовала, что пришло время расправить крылья.
– Камилла, меня больше не стоит опекать, даже когда я буду писать эту книгу.
– Но советоваться-то ты будешь?