Амара выругалась.
— Но ведь для этого нет времени. Он наверняка предусмотрел это. Он расставил дозоры воздушных рыцарей по всему периметру долины, чтобы перехватить любого летающего посыльного.
— Он? Тот, у брода? Который стрелял в Тави? — Голос Бернарда почти не изменился, но в нем проскользнула жесткая нотка.
Амара сложила руки на груди и устало прислонилась к двери. Если бы это могло помочь, она бы расплакалась.
— Да. Фиделиас. — Горечь, прозвучавшая в ее голосе, удивила даже ее саму, и она повторила это имя, на этот раз тише. — Фиделиас.
Бернард повернул голову и долго внимательно смотрел на нее.
— Ты знаешь его.
Она кивнула.
— Ты не хочешь об этом говорить?
Амара кашлянула.
— Он мой… был моим учителем. Моим патрицерусом.
Бернард сел, нахмурившись.
— Он курсор?
— Был курсором, — сказала Амара. — Он спутался с заговорщиками. — Она покраснела. — Возможно, мне не стоит говорить об этом, стедгольдер?
— Не хочешь, не надо, — успокоил он ее. — И называй меня просто Бернард. Пока мы заперты в этой коморке, мне кажется, мы можем обойтись без формальностей. Для них здесь тесновато.
Она слабо улыбнулась ему.
— Что ж, пусть будет Бернард.
— Он был твоим другом, этот Фиделиас?
Она молча кивнула, пряча от него глаза.
— Больше, чем другом?
Амара вспыхнула.
— Если бы он сам захотел этого. Когда я начала учиться у него, мне было всего тринадцать и он был для меня всем. Но он не воспользовался. Он не… — Голос ее оборвался.
— Он не воспользовался своим преимуществом, — предположил Бернард. Амара промолчала. — Что ж, я уважаю это в мужчине.
— Он хорош, — сказала она. — Я хочу сказать, он опытен. Один из лучших. Послужной список у него больше, чем у любого другого из курсоров, и говорят, что многое в этом списке опущено. Некоторые из его операций вошли в учебники. Он спас жизни тысячам людей, которые даже не подозревают о его существовании. — Она помолчала. — И если бы ты спросил меня об этом неделю назад, я бы даже не сомневалась в том, что в империи невозможно найти человека, более преданного Короне. — Она снова услышала в своем голосе горечь. — Большего патриота.
— Может, в этом все дело, — неохотно заметил Бернард.
Амара нахмурилась и посмотрела на него.
— Что ты имеешь в виду?
— Я хочу сказать, в мире есть две разновидности плохих людей. То есть быть плохим можно по-разному, но если разобраться, тех, кто причиняет другим зло умышленно, можно разделить на две группы. Тех, кто считает, будто в мире нет никого и ничего важнее их самих. И тех, кто считает, будто в мире имеется что-то важнее, чем человеческая жизнь. Не исключая, кстати, их собственную. — Он покачал головой. — Первых, конечно, больше. Мелочь, которой везде хватает. Они и дохлой вороной не поделятся ни с кем. Но по большей части и зла от них не так много. Другие вроде этого твоего патрицеруса. Те, кто ценит нечто выше своей и любой другой жизни. Ради этого они готовы биться, готовы убивать, и каждый раз они будут убеждать себя в том, что якобы это необходимо. Что это единственный верный путь. — Бернард покосился на нее. — Вот эти опасны. Очень опасны.
Амара кивнула.
— Да. Он опасен.
— Кто сказал, — буркнул Бернард, — что я говорил про Фиделиаса?
Амара пристально посмотрела на него.
— В конечном счете все сводится к простым людям. Невозможно построить идеальную империю без людей, которые верили бы в нее. Поддерживали бы ее. Мне кажется порочным жертвовать людьми ради того, чтобы ее защитить.
— Не так все просто, стедгольдер.
— Правда? Вспомни, кто тебя этому учил. — Бернард говорил мягко, но уверенно. — Как раз сейчас он находится где-то здесь, недалеко, и, возможно, считает, будто поступает правильно. Вороны, да он, возможно, уверен в том, что прав. Якобы он знает то, чего не знают другие, и поэтому право выбора принадлежит ему, а не кому-то еще.
Она откинула волосы с лица.
— А как мне узнать, прав он или нет?
Бернард встал и подошел к ней. Он положил руку ей на плечо и заглянул в глаза.
— Здоровое дерево не растет из гнилых корней, Амара. Великое предприятие невозможно начать с предательства. С обмана тех, кто верит тебе.
На этот раз слезы все же обожгли ей глаза, и ей пришлось зажмуриться на мгновение. Он легонько привлек ее к себе, и она прижалась к нему, набираясь его тепла, его сил.