49 
Они не стали спорить с врачом. Настаивать было бы глупо. Обе были совершенно измотаны.
— Я лягу на диване в кабинете, — заявила Изабель, как только они вошли в квартиру. — А вы — в комнате для гостей. Там вам будет удобнее.
— Ты уверена? Меня вполне устроит и диван в кабинете. — Ванессе было неудобно занимать кровать.
Но Изабель протестующе замахала руками.
— И слышать не хочу, — возмутилась она. — Вы только что прилетели из Англии и столько часов просидели в больнице. Если бы не вы, не знаю, что бы я делала.
Ванесса в умилении обняла ее.
— Я тоже тебе благодарна, Изабель.
Минут через пятнадцать Ванесса уже лежала в постели. Она знала, что уснет, едва только ее голова коснется подушки. Правда, перед сном она еще успела помолиться за Мориса. Пожалуйста, Господи, спаси его! Сохрани ему жизнь. Только не забирай его!
Через два часа Ванессу разбудил телефонный звонок. Похолодев от мгновенного страха, она рывком села. Ее сердце бешено колотилось. Это звонят из больницы. Что-то не так. Может, Морис уже умер?
Она откинула одеяло и попыталась выбраться из постели. Но вдруг замерла. На самом деле телефон и не думал звонить. Это был всего лишь сон.
Ванесса без сил рухнула назад, на подушки. О Боже, взмолилась она, я отдала бы все на свете за то, чтобы он был моим. Но, даже если нам и не суждено быть вместе, все равно спаси его. Сделай так, чтобы он жил!
Когда они вошли в палату, сиделка поправляла постель Мориса.
— Здравствуйте! — сказала она. — Надеюсь, вы хорошо отдохнули? А наш больной провел ночь спокойно. Доктор Фромантэн только что осмотрел его и нашел состояние больного стабильным.
Однако никаких заметных улучшений по-прежнему не было. Правда, Ванесса не собиралась впадать из-за этого в отчаяние. Она снова заняла свой пост у его постели. Когда-нибудь он очнется. Ей надо быть начеку.
Они с Изабель провели этот день точно так же, как и предыдущий. Входили и выходили медсестры, доктор проводил осмотр. Ванесса с девочкой всячески старались подбодрить друг друга, поочередно беседовали с Морисом.
Около полудня Изабель обратилась к Ванессе:
— Думаю, мне надо позвонить маме. Она говорила, что сегодня не сможет приехать в больницу, и я обещала рассказать ей, как дела у папы.
Ванесса улыбнулась и кивнула:
— Ладно. Иди звони.
Дверь за девочкой бесшумно закрылась. Ванесса снова взяла Мориса за руку. Каждый раз при взгляде на его мертвенно-бледное лицо у нее обрывалось сердце.
— Вот и опять мы с тобой наедине. — Она нежно погладила его пальцы. — Помнишь, когда мы с тобой в последний раз были вдвоем? В тот день, когда я улетала в Англию. Мы тогда обедали в маленьком ресторанчике. Кажется, он назывался «У Матильды». А потом мы гуляли по набережн…
Тут Ванесса осеклась. У нее перехватило дыхание. Рука Мориса действительно пошевелилась или ей это только показалось?
Еле живая от волнения, она склонилась к нему.
— Морис, ты слышишь меня?
Прошла секунда, которая показалась ей вечностью. Затем его рука опять пошевелилась. В этом больше не было никаких сомнений.
— Морис! — Ванесса замерла: она боялась даже дышать. В этот миг его синие глаза широко открылись. Он смотрел прямо на нее!
Пораженная Ванесса услышала любимый голос:
— «У Мадлены».
Ванесса изумленно заморгала:
— Что… что ты говоришь?
— Ресторанчик, куда мы ходили… Он называется «У Мадлены», а не «У Матильды».
Ванесса ничего не ответила. У нее словно отнялся язык. Она лишь не отрываясь смотрела на Мориса, не замечая текущих по щекам слез радости…
— Они говорят, что примерно через пару дней я смогу убраться отсюда. Хотя, конечно, еще какое-то время мне придется ковылять на костылях. Ну да ладно. Мне не привыкать к ним. Лет двенадцать назад я катался на лыжах и сломал ногу. Тогда и выучился.
Это происходило три дня спустя. Морис уже мог сидеть в постели и выглядел совсем по-другому. Мертвенная бледность прошла, глаза смотрели по-прежнему ясно и весело. Трудно было даже представить себе, что всего несколько дней назад это был живой труп.
Сидящая рядом Ванесса радостно улыбнулась.
— Уверена, ты быстро сумеешь избавиться от костылей. — Она восторженно всматривалась в лицо Мориса. Еще никогда она не испытывала такой любви к нему. И такого счастья, такой радости, такого облегчения — тоже. Ее молитвы были услышаны. Больше ей нечего было желать.
49 
