Особенно,... 
46 
На следующее утро она приехала в галерею рано и к полудню покончила почти со всей бумажной работой. На ланч она выходить никуда не стала, съела, сидя за рабочим столом, сандвич, запивая его минеральной водой.
Предпраздничные приемы и обеды уже шли вовсю, и сегодня ей и Никосу предстояло присутствовать на таком обеде, который давали отец Мишель и его партнеры, в «Шератоне».
Вернувшись в пентхаус в шестом часу, Мишель быстренько приняла душ, подкрасилась, убрала волосы, надела синее облегающее платье, сунула ноги в туфли на шпильках и подобрала под цвет вечернюю сумочку.
— Идем?
— Сначала я хочу тебе что-то сказать. По ее лицу пробежала тень.
— Что-то случилось?
— Сегодня рано утром Джереми и его родители покинули Австралию. Их дом выставлен на продажу, офис Эмерсона закрыт.
— Слава Богу, — выдохнула Мишель.
— Говорят, они планируют поселиться на Майорке.
Значит, все кончилось! Мишель просто не верилось. Больше не нужно будет оглядываться, всматриваться в каждую мелькнувшую тень, вздрагивать от неожиданных звонков.
Никос смотрел, не отрывая глаз, как меняется выражение ее лица.
Так ведь… Озаренная осознанием того, что из этого следует, Мишель почувствовала, как на нее наваливается страшная тяжесть. Ну, конечно, защита Никоса больше ей не понадобится. Должна ли она поблагодарить его и убраться из его жизни? А он, отпустит ли он ее?
— Новость уже распространилась, строятся всякие догадки, — спокойным тоном продолжал Никос. — Я решил, тебе лучше узнать об этом от меня, чем от кого-то еще вперемешку со всякими выдумками.
— Спасибо.
Он словно видел воочию, как она отдаляется от него, замыкается в себе и душа ее мечется в смятении.
— Пожалуй, надо идти, — проговорила она радостным голосом. — Матап сказала — в полседьмого.
Шел уже седьмой час.
Вечер был чудесный, но Мишель до самой гостиницы ни разу не взглянула на темно-синее небо и ничего не видела и не ощущала.
Ехали они недолго. У гостиницы «Шератон» Никос оставил машину на попечение гостиничного служащего, который должен был отогнать ее на парковку.
Теперь предстояло войти внутрь и изображать жизнерадостность, а уж чего ей будет это стоить, какая разница?
Мишель ничуть не стало легче оттого, что Саска, как оказалось, пришла вместе с одним из партнеров ее отца. Да в этом и не было ничего неожиданного, если вспомнить, что и Саска, и этот человек были в гостях у родителей на прошлой неделе.
Шампанское на пустой желудок было не самым лучшим решением, ей лишь окончательно расхотелось есть, несмотря на великолепное меню. В то время, как все быстро опустошали свои тарелки и снова их наполняли, Мишель удалось проглотить лишь немножко салата.
Она с живой заинтересованностью вступала в разговор, слушала и отвечала, через минуту уже не в силах вспомнить, о чем шла речь.
Ее мысли были поглощены Никосом, перед ее глазами чередой проходили сцены и события, которые свели ее с ним.
Мишель сидела, рассеянно крутя в пальцах ножку бокала с шампанским.
— Мишель?
Она подняла глаза. На нее смотрела через стол Саска. Вид у нее был удивленный.
— Прошу прощения. Что вы сказали?
— Завтра утром я лечу в Сидней, проведу там недельку-другую с друзьями, а уже оттуда отправлюсь домой в Афины.
Сидней, Афины? Саска покидает завтра Золотой берег? Это что, она махнула рукой на Никоса, решив, что ей ничего тут не светит?
— О, я уверена, вам понравится в Сиднее, — учтиво проговорила Мишель. — Там есть что посмотреть и чем заняться.
— Жду не дождусь.
Остальная часть вечера прошла как-то мимо сознания Мишель. Она улыбалась, что-то говорила, даже попыталась что-то есть, закончив двумя чашками крепчайшего кофе и стаканом минеральной воды.
Шел уже двенадцатый час, когда Этьен расплатился по счету, и на этом ужин закончился.
Мишель и Никос постояли пару минут у гостиничных дверей, прежде чем им подали машину. По дороге домой Мишель ни разу не раскрыла рта.
Господи, как хорошо здесь, в пентхаусе, да только пришла пора покидать этот рай, она видит его в последний раз. У Мишель защипало в глазах. Ну вот, не хватало еще заплакать.
Где взять силы, чтобы держаться и не показывать вида? Завтра… Нет, черт с ним, с этим завтра, она даже думать о нем не хочет.
Подошел Никос, протянул руку, приподнял ее подбородок, другую положил ей на затылок, прижимая к себе, и она вся, телом и душой, растворилась в поцелуе. И снова это сумасшествие, эта обнаженность всех чувств, лихорадочный жар и дикое желание…
46 
